ужасно смутил девочку, — она не могла понять, как одна рука и одна нога и пол-лица и пол-туловища вообще могли производить движение. Но по взгляду единственного глаза женщины и спокойному единственному уголку сжатых половинок губ было понятно, что ей самой это дискомфорта не доставляет. Ее одежда была ладно скроена по ней; брючина лавандового цвета сужалась к щиколотке, бледно голубой камзол не имел петелек и пуговиц. Волосы черные, как ночь, — естественно, половина волос, — были зачесаны назад и ниспадали за спину.
— Что вы сказали? — переспросила Сентябрь. Вопрос заставил одноногую женщину густо покраснеть и прикрыть половину лица половиной высокого желтого ворота. — Ой, простите, не думала, что это прозвучит так грубо. На самом деле я просто ничего не поняла из ваших слов.
— Т’ ов е од, — попыталась исправиться женщина. Не дожидаясь реакции, она, эффектно подпрыгнув, развернулась и поскакала вглубь острова, в ту сторону, куда уходила полоса спутавшихся кустов вереска, покрытых мелкими черными цветами. Ее прыжки выглядели настолько грациозными, что не вызывали сомнения в вершине эволюции передвижения.
Осознавая, что путь к Одинокой Темнице проложен совсем в другом направлении, и, отгоняя мысли о том, что это единственный путь, требующий от нее сил, Сентябрь бросилась в погоню за половиной женщины. В ее загадочных словах и поспешном удалении читалась самая настоящая мольба о следовании ее курсом; другое дело, что попытки окликнуть ее и попросить подождать отзывались невыносимой, обжигающей болью в горле. Сентябрь была догадлива, и это свойство её разума способно было заглушить даже тикание ужасных часов, отсчитывающих время ее достижения дна мира и невыносимой тюрьмы в нем. Неизвестно, правда, что бы происходило в ее голове, оставь она гаечный ключ на корабле, — но так как этого, (к нашему счастью), не произошло, пульс погони спокойно вел её по вересковой пустоши.
Остров был на самом деле не велик, и настигнуть половину женщины, провозгласив себя победителем в гонке, помешал тот факт, что они обе, практически друг за другом оказались в центре деревушки. Сентябрь сразу поняла, что неведомое создание прибежало домой. Расположенные полукругом строения были полу-домами, — половины стен, покрашенных в милый зеленый цвет, соединяли половины окон с половинами дверей и половинами крыш, крытых черепицей кораллового цвета. Ни в одном другом месте половинка души не чувствовала бы себя более уютно и более уверенно. Длинная лужайка уводила из центра деревни к половине величественного здания, блиставшего серебром половинок колонн и лестниц. Рядом с ним стоял молодой человек, высокий и так же наполовину сформированный, — под стать женщине, которую пыталась догнать Сентябрь и которая теперь стремглав бежала к нему. Оказавшись друг с другом, — производя негромкий причмокивающий звук, — двое соединились в одно. Существо повернулось к Сентябрь лицом, и девочка увидела тонкую линию, мерцавшую на месте невероятного шва.
— Ты вовсе не одна, — раздался голос, не похожий ни на мужской ни на женский. — Вот что мы сказали. Здесь ты совсем не одна.
— Ах вот оно что! — просто сказала Сентябрь и уселась на мягкую лужайку. Невероятность происходящего вместе с усталостью от бега довольно сильно угнетали ее. Ей бы просто сейчас водички! От половинки стаканчика воды она точно не отказалась бы…
— Ты, как самостоятельное существо, не способна понять меня, самостоятельное существо. Потому что я могу произнести лишь половину слов фразы. А чтобы обратиться к постороннему, мне нужно чтобы мой близнец произнес свою половину слов. Хотя какой из тебя посторонний!
— А по-моему самый что ни на есть!
— Не цепляйся к словам! — мягко произнесло существо. — Посторонний тот, кого следует сторониться. Но мы видим, что ты одна из нас.
— Кого это… вас?
— Мы — Оюою. Одночастно-цельные. Пилой Богов нам определено раздельное существование. Меня зовут Так И. А моего брата — Как. — Вдвоем они, ни в едином месте не натянув и не разорвав мерцающую линию шва, приветственно поклонились девочке.
— Меня зовут Сентябрь, но я вовсе не … Оюою.
— Однако ты одночастна.
— Да ничего подобного! — воскликнула Сентябрь и для уверенности уперла руки в боки.
— У тебя нет тени. — спокойно произнесло Как/Так И и направилось к величественному полу-дворцу. — Половины тебя нет.
Сентябрь поспешила вослед, с трудом взбираясь по половинкам ступенек.
— Но меня не напрягает отсутствие тени, — еле успевая за прыгающим Как/Так И и от этого немного задыхаясь, произнесла она. — То ли дело жить без левой половины! Думаю гораздо труднее!
— Оюою — близнецы. И левая часть у меня, естественно, есть. Она попросту не прилажена ко мне. Точно так же, как и твоя тень по отношению к тебе. Живет своей жизнью, ввязывается в свои теневые заварушки, поет свои теневые песни, объедается на пирушках теневой и сумрачной пищей. Хоть ты ничего об этом не знаешь, — это всё равно твоя тень. И точно тебе скажу, её разъединение с тобою напрягает. Каждый должен всегда считаться со своей второй одночастью.
Так И импульсивно задрожала, и мерцающий шов между нею и братом начал медленно тускнеть. Через несколько мгновений она отделилась от него и, схватив за руку находившуюся неподалеку девушку, закружила ее словно под неслышимую музыку.
— Вроде! — вскрикнула половина женщины. — Как долго я ждала!
Пара прижалась друг к другу и с тем же звуком, что и в случае с братом, стала единым целым. Так И в новом облике, выглядя теперь как нормальная женщина (если не считать мерцающего шва, тянущегося ото лба до подбородка), повернулась к Сентябрь и заговорила измененным распевным высоким голосом.
— Разумеется, таких одночастей может быть у каждого несколько. Нас всегда расстраивали те люди, которые были обречены быть собою в единственном виде до самой смерти. С моим братом мы Как/Так И; с моею сестрою мы Вроде/Так И. Сколько таких комбинаций может быть, столько и различных будет общих идей, мечтаний и трудов. Мы — одночасти. И по двое мы образуем совершенное целое
— Ну… я всё-таки не такая, — прошептала Сентябрь. Обдумывая слова, она всё больше пугалась Оюою, даже больше чем Смерть, (хотя отчетливо сказать, чего именно не могла). — Почему вы такие?
— А почему у тебя две ноги? И почему твои волосы каштановые?
Сентябрь вспомнила, что рассказывал ей Чарли Крабодав.
— Эволюция, я так полагаю.
— Вот и
