обернулся Бауэр. – Как прикажете это сделать?
– Будем прорываться. Раз уж нас обнаружили первыми, то оттянем все силы на себя, а Шеффер сможет без помех атаковать авианосец как на полигоне под Вильгельмсхафеном.
– Нам не дадут пройти и мили.
– Это мы ещё посмотрим.
– Но мы уже обнаружены!
– Делаем вид, что ещё не знаем.
– Герр командир, вслед за самолётом появятся эсминцы!
– Если так, то очень даже хорошо.
– Хорошо? – опешил первый помощник. – Вы хотите дождаться прихода эсминцев?
– Бауэр, вы меня слышали? Пусть даже всего лишь вдвоём, но сейчас мы – стая! А в стае у каждого своя роль. Одни отвлекают, другие – грызут. Если Шеффер набросится первым, я на него не обижусь, потому что потом наступит и наш черёд. Главный принцип стаи – раздёргать оборону противника. Запутать, сбить с толку и жалить, жалить, жалить! Со всех сторон!
Зимон повис на перископе, разглядывая низко летящую точку. Сомнений нет – идущую под шноркелем лодку обнаружили. Самолёт делал вираж, чтобы ещё раз пролететь над их головой. Палубный истребитель не так опасен для подводной лодки, как обвешанный глубинными бомбами патрульный самолёт береговой охраны. Но своё важное дело он уже сделал – увидел след перископа и дым шноркеля, передал координаты лодки на корабли и теперь кружил в стороне до подхода основных сил. Истребитель жался к воде, стараясь слиться с её синевой и не потерять из виду белый след. Подводная лодка никак не отреагировала на его появление, и пилот был уверен, что он до сих пор не замечен.
– Эсминцы по курсу! – неожиданно доложил акустик Штарк. – Приближаются!
Зимон угрюмо кивнул.
– Быстро отреагировали. Авианосец выделить можешь?
– Никак нет, герр командир, слышу только эсминцы.
– Пчёлы слетаются на мёд, – нехотя замечает до сих пор молча взиравший на происходящее Мацуда.
– Так и есть, – не отрываясь от перископа, соглашается Зимон. И вдруг, заметив кока Мартина, нервно бросает: – Принеси кофе и пару бутербродов! Да поторапливайся!
Приученный к таким неожиданным поворотам Мартин всегда имеет в запасе приготовленные бутерброды. Он появляется через мгновение и аккуратно ставит кружку с тарелкой на край стола. Зимон берёт бутерброд и молча жуёт, раскачиваясь и пристально глядя перед собой в видимую только ему точку на палубе. Проходит не меньше двух минут сосредоточенного жевания, и молчание становится тягостным.
– Штурмана ко мне! – неожиданно поднимает голову Зимон.
Хартманн неслышной тенью появляется из-за спины, словно только и ждал, когда о нём вспомнят.
– Рольф, что мы имеем под брюхом?
– Глубина от ста сорока до ста шестидесяти метров. Дно песчаное, без провалов. Герр командир, не лучшее место для игры в прятки, – недовольно заметил штурман.
– Шеффер говорил о течении.
– Верно, есть такое. С юга на север. Отходящий рукав Гольфстрима. На поверхности скорость до пяти километров в час, но уже на глубине ста метров усиливается до пятнадцати. Там здорово крутит, если вы это хотели знать.
В центральный пост неслышно вошёл Адэхи и замер, глядя на манометры глубины. Он не вставляет в разговор ни единого слова, но одним своим присутствием ставит вопрос ребром: «Сколько мы ещё будем греметь дизелями»? Зимон его прекрасно понимает без слов.
– Дадим им себя услышать, – смотрит он на инженера, – а потом исчезнем.
Тем временем Штарк словно уснул. Он закрыл глаза и, прислонившись к двери, наполовину вывалился в проход. Обхватив руками наушники, акустик весь обратился в слух.
– Ну? – не выдержал Зимон.
– Пятеро. Идут развёрнутым фронтом. Чувствуется опыт – действуют слаженно, постоянно меняют курс, пытаясь сбить нас с толку.
– Пятеро хитрых свиней чешут гребёнкой в навозной куче, – проворчал Зимон, теребя подбородок. – Ох, и поиграют они нами в футбол. Пожалуй, пора.
Он перехватил взгляд Адэхи, затем показал пальцем вниз.
– Погружаемся. Курс влево на девяносто, глубина пятьдесят, средний ход.
Вода с гулом устремилась в балластные цистерны, но скоро сквозь него пробился шум гребных винтов эсминцев. В борт ударил первый, пока ещё далёкий импульс «асдика», и лицо Адэхи скривилось, словно он проглотил горькую пилюлю. Продолжая игру в молчанку, он крепко сжал плечи рулевым, каждому показав пятерню. Это означало, что передние и задние рули следовало перевести на пять градусов на погружение. Зато уж кто не желал молчать, так это акустик. Штарк, не открывая глаз, постоянно выкрикивал цифры, словно рыночный торговец новую цену:
– Тридцать градусов! Тридцать пять! Шумы смещаются вправо! Пятьдесят градусов, шумы громче! Расходятся!
– Приближаются? – в ответ лицо Зимона каменеет.
– Они уже со всех сторон! Герр командир, эсминцы берут нас в полуобхват.
– В таком случае покажем им американские горки!
Этот манёвр лучше всего ощущается в корме. Поначалу Клим почувствовал, как лодка раскачивается и стремительно набирает скорость. Появился новый завывающий звук, его вжало в переборку, затем швырнуло на уже разогревшийся электродвигатель. Вдруг палуба ушла из-под ног, и на секунду он завис, как рыба, хватая воздух. Крутой поворот, и снова резкое падение. Вжимающее в борт движение на большой скорости, а дальше ноги подгибаются, потому что лодка рвётся вверх, и сорвавшийся ящик с инструментом теперь катится в корму. Едва успев увернуться, Клим повисает на руках и ощущает, как лодка снова проваливается в бездну. Дальше её сотрясают два мощных взрыва, и корпус отзывается зубодробящим звоном. На мгновение свет гаснет, затем опять загорается, но уже потрескивая и мигая. Оглушённый Клим оглядывается и вертит головой, словно желая проверить работоспособность шейных позвонков. Рядом, вцепившись в трубы, повис Тапперт, детонацией досталось и ему. Олаф пытается что-то сказать, но лишь беззвучно открывает рот. Зато хорошо слышно Шпрингера. Свернувшись улиткой, Вилли сидит в проходе, обхватив голову, и повторяет, чётко разделяя слова:
– Ничего не вижу… ничего не слышу… ничего не чувствую.
Палуба ещё минуту проваливается вниз, затем всё замолкает, и наступает подозрительная тишина. Завывание электродвигателей пропадает, вибрация исчезает, и настаёт безмятежное спокойствие. Как на кладбище. Ощущение настолько реально, что Клим невольно вглядывается в застывшие лица – живы ли они? Но в этот покой внезапно врывается тонкий камертон «асдика». Тинь… тинь… тинь! К нему присоединяется ещё один, и создаётся дуэт. Теперь они в клещах. Вырваться из которых не так-то просто. И снова взвывают электродвигатели, лодка рвётся на глубину, как попавшаяся в сеть рыба. За кормой ухнул протяжный взрыв, и на него тут же отозвался Олаф:
– Вовремя мы сорвались с цепи. Задержись – и остались бы без хвоста.
– Это шутка такая? – поднял глаза Вилли.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы я в такое время шутил? Не имею привычки.
– А у меня уже входит в привычку клацать зубами, когда трясут
