лишний раз на глаза или под ноги нервной хозяйке, украдкой утиравшей слёзы. А ещё терзало непонятное предчувствие, неопределяемое: к добру или к худу.
«Может, придут сегодня», – размышляла она. – «На обед надо побольше сготовить». Хотя готовила на пятерых каждый день.
- Лукерья Савельевна, ну что же ты так переживаешь-то? – принялся Филантей увещевать издёргавшуюся женщину. – Мы под куполом Силы Источника. Никуда они не денутся. Видать с оборотом осваиваются. Это же тебе не дрова разжечь. Процесс сложный. Шутка ли человеческий организм в звериный обратить. А потом ещё и зверя укротить, чтобы и в зверином обличии человеком оставаться.
И когда в избушку вбежал счастливый Тимур, Лукерья охнула, опустилась на табурет и разрыдалась.
- Ба, ты что? – кинулся к ней внук, опускаясь на корточки. – Вот он я, смотри. Всё со мной в порядке. Я теперь ещё сильнее стал. И, ба, я есть хочу, – простонал жалобно и, ткнувшись в живот, потёрся головой.
- Ох, ты ж, – подхватилась Лукерья, вытирая фартуком глаза. – Садитесь за стол… я сейчас… я быстро.
Засуетилась, собирая на стол. Руки тряслись, роняя ложки. Егор кинулся помогать, а Тимур прошёл к умывальнику.
- А Моррис-то где? – поинтересовалась Лукерья.
- Задержался с пассажирами прибывшего теремка, – откликнулся Тимур.
Садились за стол, когда вошёл Моррис, неся за лапы четырёх отеребленных и выпотрошенных лесных куриц.
- Здравствовать, Лукерья Савельевна! Вот, прибери пока нашу добычу, будущий ужин. Я сам им займусь, – подал Лукерье кур и прошёл к умывальнику.
Куры были крупные, жирные – натурально бройлеры. Лукерья их поместила в холодильный шкаф, купленный в главном городе Сектора Голубых Озёр. Таких даже в Шунгдае не встретилось. Может и были, да они не дошли. А в Секторе Голубых Озёр рыбы закупили разных пород. Рыба, вроде, знакомая, да против земной крупнее в три, а то и в пять раз и расцветкой ярче.
Под влиянием накатившего невнятного предчувствия, Лукерья и расстаралась. В ход пошла здоровенная пёстрая форель в чёрный горошек. Голова, перья и хвост с приличной мясистой частью отправились наваривать бульон для ухи. Тешу пустила на начинку пирога. А уж остальное тело большой рыбины, разрезала повдоль по позвоночнику и поделила на порционные куски. Присолила, поперчила, лучком приправила да травкой ароматной, выдержала часик и выложила на противень, залив сметанкой, скопленной для такого случая.
Голову, чтобы быстрее уварилась, Лукерья разрубила вдоль на две половины. Потом готовую разобрала да в бульон пустила. И с хвоста мясо, мелко порезав, отправила в бульон. Покрошила зелень петрушки и лукового пера. К ухе на стол выставила миску мелких сухариков.
- Моррис, а разве нельзя было с Тимуром оборотом заниматься здесь, рядом с избушкой? – не удержалась Лукерья задать мучавший её вопрос.
- Нет, Лукерья Савельевна, нельзя. Не нужны посторонние глаза при таком процессе. Причём первые обороты даются нелегко, и процесс не из приятных. Это, во-первых, – объяснял Моррис. – А во-вторых, в этом мире нет ни оборотней, ни магов, владеющих оборотом. Поэтому на виду у местных жителей, мы оборачиваться не будем.
Лукерья тяжело вздохнула, но объяснение приняла.
- А какой у него зверь? Показать-то можно?
- Конечно, можно, – улыбнулся Моррис. – Вот пообедаем, и покажет. И спать ему почаще в обороте надо, чтобы привыкать к своему зверю. Контроль над ним Теймир хорошо держит. С сильным характером у тебя внук, Лукерья Савельевна, и Сила в нем растёт немалая.
На этом все обсуждения прекратили, вплотную занявшись поглощением пищи. Но витали в воздухе взбудораженность с беспокойством и волнением.
Тимур ещё не пришёл в себя после пережитого события, лучился радостью и важностью произошедших перемен. Егорушка поглядывал на брата с любопытством: как это так получилось, что тот стал не совсем просто человеком, а кем-то больше? Лукерья вообще отходила от пережитых волнений и привыкала к мысли, что старший внук стал другим. Но сквозь это волнение она почувствовала какой-то дискомфорт. Появился какой-то внешний раздражитель. Раз скользнуло по лицу, другой и третий. Оторвала взгляд от куска рыбы на тарелке и столкнулась с изучающим взглядом Морриса. Он тут же отвёл глаза, уделяя внимание своей тарелке. Лукерья смутилась и уткнулась в тарелку. Но дискомфорт продолжался, и она ещё больше смущалась. Видя её неловкое смущение, Моррис прекратил изучать лицо женщины.
Посмотреть же там было на что. Пока виделись ежедневно, постоянно на глазах, внимания не обращал. А вот неделя отсутствия, и в глаза бросились изменения – омоложение. Не резкое до юности, но уже старухой назвать язык не повернётся. Магия. Целительская магия Лукерьи делала своё дело. Чем чаще она варила зелья, вливая в них Силу, тем быстрее омолаживалась сама. Ведь чтобы напитать зелье целительской силой, нужно было пропустить магическую волну через свой источник Силы, переработав сырую магию в целительскую и через свой организм выпустить в зелье. Но это крохи. Моррис знал, что, когда она займётся исцелением любого живого существа, омоложение ускорится, но до определённого предела. «Так сколько же ей, всё-таки, лет?», – всё настойчивее звучала в голове мысль.
После трапезы ребята дружненько прибрали стол, помыли без магии посуду и составили на полку. Тимур в спальной половине, где освободилось место после преображения, занимавшего почти полкомнаты, топчана в более компактную кровать, показал своего зверя. Встал на середину свободного места и стал весь «размываться» и окутываться лёгкой дымкой. Минута – и вместо юноши стоит гигантский кот.
Лукерья определила его как пантера, но с некоторой поправкой. Голова-то точно кошачья, и взгляд тёмно-карих глаз такой же хитрый, как у Матвея. Но Матвеев в эту зверину можно уложить не менее дюжины, а то и поболее. А Матвей, по кошачьим размерам, котик довольно крупный, увесистый. Так вот эта голова ощерилась в попытке изобразить улыбку, выставив на показ мощные клыки. Чёрная, лоснящаяся шерсть, отливающая, на падающем из окна солнечном свету, начищенным серебром. Длинный хвост мотается в волнении из стороны в сторону.
Лукерья замерла, прижав руки к груди и разглядывая преобразившегося внука. А этот ещё и лапу переднюю поднял и когти выпустил. Когти? Когтями эти уменьшенные серпы и назвать-то трудно. Это грозное оружие в купе с клыками. У Лукерьи в голове возникла картинка, как он расправляется со зверем, не уступающим ему по размерам. Её передёрнуло. И даже гусиная кожа выступила.
Первым пришёл в себя Егорушка. Взвизгнув, он кинулся обнимать котяру за шею.
- Тимка, ты теперь настоящий Хан! –
