тысяч солдат и офицеров было почти что нечем.
Предполагалось, что после присоединения к корпусу Кавказской дивизии, оснащение армии резко улучшится, так как склады на Кавказской-Моздокской линии окажутся в полном распоряжении Суворова. С тем, что там должно было быть, можно оснастить вдвое больший корпус. Ключевое тут «должно было».
На деле всё вышло ещё хуже, чем когда-либо ранее в карьере Александра Васильевича. Не было почти ничего, а средства, которые выделены на оснащение Моздокской оборонительной линии, частью растворились в руках интендантов, частью перенаправлены на подготовку к военной реформе.
И спросить, по сути, не у кого. Чехарда с командирами на Кавказской линии началась ещё в последние годы царствования Екатерины Алексеевны. Сейчас там и вовсе нет хозяина. Мало того, так и кабардинцы, почуяв, что Северная империя оказалась в некотором замешательстве, всё больше тревожили русские коммуникации. И под такие набеги списывалось огромное количество материально-технического оснащения.
— Ваня, созывай Военный Совет! — в несвойственной себе серьёзной манере потребовал Суворов.
Иоганн Фридрих Антинг, бывший при Александре Васильевиче мемуаристом, удивился приказу, но, безусловно, собирался его исполнить. Вот только на полковника Антинга вышел один человек и за некоторые деньги упросил Иоганна Фридриха поговорить с Суворовым о встрече.
— Отьец родный, прими человека одного, прошу, — сказал Антинг, обращаясь у своему командиру так, как тому нравится.
— Кто ещё? — недовольно спросил Суворов.
Александру Васильевичу форма вопроса понравилась, а вот содержание нет. Суворова раздражало, когда кто-то из его ближнего окружения начинал ходатайствовать за других. У него вообще обострилась реакция на любые проявления интриг. Но полковник Антинг ранее ни о чём не просил, пусть многое и получал. Потому Суворов решил выслушать.
Через полчаса Александр Васильевич смотрел на сорокалетнего мужчину, которому явно была не чужда военная служба, так как выправку доброго офицера Суворов даже не видит, он её чувствует. Солдатское, а скорее, офицерское прошлое не спрячешь за гражданским платьем.
— Где служили? — спросил генерал-фельдмаршал, не совсем понимая, как вести себя с представшим перед ним человеком.
— Третий егерский батальон, Ваше Высокопревосходительство, — мужчина показал правую руку. — Казлуджа, Ваше Высокопревосходительство, а руку потерял, когда останавливали прорыв турки к Шумле.
Прапорщик снял перчатки, чуть приоткрыл рукав, и Суворов смог более отчётливо рассмотреть протез кисти. Это изделие было настолько похоже на руку, пусть и не движимую, что в перчатке и не разберёшь, если не акцентировать внимание.
— Англичане сладили? — спросил командующий, дождался положительного ответа и потребовал представиться по форме. — Я припоминаю тебя, братец, ты был при захвате артиллерии крепости Шумла. Я тогда с двумя батальонами егерей ушёл вперёд, а турка попыталась уйти, но их перебили.
Настроение генерал-фельдмаршала сразу же переменилось, когда он признал в мужчине одного из тех героев, с которыми Суворов добывал свою первую славу. Тогда он лишь с одним пехотным полком и двумя батальонами егерей смог разбить турок и даже войти в крепость Шумла.
Ветеран русско-турецких войн, недавно прибывший из Лейпцигского университета, Ложкарь Захар Иванович, был невысоким человеком, не сильно отличающимся статями, пусть и физически развитым. Такие солдаты могли поступить на службу в егеря, их рост не считался важным элементом, как, к примеру, у гвардейцев или гренадёров.
Захар Иванович с самого своего мальства отличался не только сообразительностью, но и тягой к учёбе. В школе для солдатских детей через некоторое время Ложкарь мог уже сам учить детей-сверстников. После началась воинская служба, и Захар пошёл по стопам отца, но тот был фурьером, а вот Захар Иванович уже на второй год перещеголял родителя в чинах. Яркий ум и исполнительность позволили Захару быстро продвигаться по служебной лестнице.
После того, как янычарский ятаган отрубил егерю кисть правой руки, Захар долго мытарился, не мог себя найти. Ушёл в интендантскую службу, два года прослужил ещё там, но понял, что ничего ладного не получится. Воровать и он был не против, но не такими же масштабами. Чувство долга, как и природной справедливости, не позволяли Ложкарю спокойно взирать на творящееся. Его должность была слишком невзрачная, а способности примечать и считать достаточно развиты, чтобы видеть ужас интендантства.
В итоге, как инвалид, Захар Иванович ушёл со службы. Через год Ложкарю посчастливилось попасть в усадьбу к Александру Борисовичу Куракину. Захар стал заниматься коммерцией и в разрастающемся поместье Надеждино занял определённую нишу, не только торгуя тем, что производили крестьяне, но и организовывал строительные артели, предлагая их услуги княжеским приказчикам.
Таланты мужчины были оценены, но вот достойного места рядом с собой князь Александр Куракин придумать Захару не мог, но и посчитал, что терять такие кадры нельзя. Потому сперва отправил Ложкаря в Лейпцигский университет, не на полноценное обучение, а на курсы, которые на коммерческой основе это учебное заведение с большим удовольствием предоставляло русским. Немало было дворян, которые хотели иметь высшее образование, но при этом учиться не желали.
Александр Борисович Куракин, скорее всего, сильно сомневался бы начинать такое большое и рискованное дело, как «Военторг». Однако, когда Сперанский описывал вероятную деятельность этой организации, Куракин сразу же представил во главе Военторга Захара.
И вот сейчас Захар Иванович Ложкарь предлагает услуги напрямую Суворову. Были мысли работать исподволь, сперва не сообщать о своих намерениях, а появиться рядом с русскими войсками в период, когда им понадобится много чего. Но Захар Иванович узнал, что и сейчас армия, ещё до выдвижения на Кавказ, нуждается во многом.
Ни для кого не секрет, ну, из тех, кто интересуется, что все средства, что ранее предполагалось направить на обеспечение армии, сейчас ушли на военную реформу. Новые мундиры сами себя не пошьют, а переодеть в прусского вида форму нужно почти всю армию. А ещё и букли нужно закупить, валенки, тулупы, туфли. Так что денег на военные нужды не прибавилось, а вот траты кратно возросли. Приходилось чем-то жертвовать.
Захар Ложкарь, согласовав покупку, даже приобрёл для Военторга в Самаре две ткацкие мануфактуры, небезосновательно рассчитывая, что государственный заказ на пошив новой формы будет и не на один год. В России просто нет таких ткацких мощностей, чтобы быстро, лишь по желанию императора, переодеть армию. Так что ткацкие предприятия могут приносить немалые прибыли уже в текущем году.
— Это всё уже у вас есть, и можете доставить в войска? — спросил Суворов, откладывая в сторону стопку бумаг.
— Да, Ваше Высокопревосходительство, — с достоинством отвечал управляющий Военторга. — И я здесь ещё и для того, чтобы уразуметь нужды войска.
— Чем же я платить
