— А… а вам точно надо… и завтра же?
— Да, — кивнула я, — точно. Я не могу оставаться здесь ни дня.
Он неуверенно заметил:
— Ты имеешь в виду… у тебя ведь с Гагариным было… то есть, вы с ним…
— Да, у нас был роман, — не колеблясь, подтвердила я, — поэтому я не в состоянии продолжать отдыхать здесь после случившегося. Я должна вернуться домой.
— А Аня… она, может, останется? Ей будет интересно. Ты знаешь, — Толик оживился, — я ведь рассказал майору про Анастасию Крылову, и он меня похвалил. Эти двое задержанных упорно все отрицают, майору это не нравится. А то, что Крылова тайком сюда прилетала, очень веская улика. И мотив у нее есть, и возможность! И проживает не на нашей территории, это для майора самое важное.
— Проверь, пожалуйста, — попросила я, — не прилетала ли она еще и вчера. Или не она, а Руслан Касимов. Обязательно проверь!
— Ты думаешь, Гагарина тоже убили… то есть… ты извини, что я так…
Я вздохнула:
— Ничего, не волнуйся, говори спокойно. Да, я думаю, его столкнул в пропасть тот же человек. Митя догадался, кто он. Митя не зря звонил вчера по междугородке. Этот человек прилетел и убил его. Другой вопрос, что пользоваться собственным паспортом при покупке билета было б совсем глупо, но проверить все-таки надо.
— Я проверю.
— Скажи, — продолжила я, — среди Митиных вещей был такой большой черный блокнот? Блокнот с записями.
— С записями — точно нет, я бы запомнил. А что?
— Просто я его однажды видела. А в домике вы искали?
— Ну, мы забрали все его вещи, и я внимательно их смотрел. Никакого блокнота нет. Так Ане точно надо ехать? Мы бы с ней продолжили расследование. Я считаю, — Толик понизил голос, — она — моя муза. Она меня вдохновляет. Все замечательные мысли по расследованию приходят мне в голову именно при разговоре с нею!
«Потому что именно она эти мысли тебе в голову вкладывает», — подумала я, а вслух сказала: — Теперь расследование, наверное, переместится в Петербург?
— Да, наверное, — хмуро кивнул Савченко. — Крылову уже взяли под контроль, этих двоих вот-вот выпустят. Но, если б тут была Аня, мы бы с нею…
— А ты потребуй, чтобы тебя послали в командировку в Питер, — предложила я. — Ведь ты лично почти раскрыл все дело, так что имеешь право довести его до конца. Без тебя никто б ни о чем не догадался!
Толик оживился было, однако тут же сник.
— Майор не пошлет. Ему плевать!
Я посоветовала:
— А ты приставай к нему понастойчивее! Он, кажется, выше всего ценит спокойствие. Если он поймет, что спокойнее послать тебя в командировку, чем вечно выслушивать твои справедливые упреки, то и пошлет, это точно. Так что я надеюсь, мы скоро встретимся с тобою в Петербурге. Вот тебе мой домашний телефон. А завтра утром я жду билетов, договорились? Спасибо!
Я вернулась домой. Бэби по-прежнему лежала на кровати лицом к стене и на мое сообщение о предполагающемся отъезде среагировала вяло. Я сама собрала и свои, и ее вещи, а потом легла спать. Мне предстояло рано встать, поскольку было необходимо проверить одно странное предположение.
Глава 28. Тайна Мити
Рано утром я была на месте. Место это я ненавидела лютой ненавистью, однако не в силах была не прийти. Глянув в страшную пропасть, где совсем недавно видела бездыханное тело любимого человека, я немного поплакала, но долго позволить себе подобной роскоши не посмела. Слезы еще текли по лицу, а я уже представляла, что я — это вовсе не я. Я теперь Митя. Я назначила здесь встречу с подозреваемым в убийстве. Подозреваемым, но знакомым и близким, поэтому представляющимся неопасным. Трудно всерьез поверить, что некто, с кем ты весело болтал, сидя за одним столом, — страшный преступник. Итак, я оказалась в ущелье первой и присела, привычно любуясь пейзажем. При мне блокнот. Разумеется, при мне, ведь в домике его потом не обнаружено, а убийца забрать из домика не мог — слишком рискованно. Я вынимаю блокнот и пишу. Звучат шаги. Я прячу блокнот — в карман? Нет, вряд ли. В кармане ведь его тоже не было! Или мерзавец умудрился вырвать блокнот прямо из рук или вытащить из кармана? Не верю! Подобное явно насторожило бы Митю, и он бы не стал поворачиваться к врагу спиной, становясь легкой добычей. А лицом к лицу Митя победил бы, не позволив столкнуть себя в пропасть! Значит, я прячу столь дорогую мне вещь… куда же? Так, где здесь самое уютное местечко?
Я обнаружила крайне удобный валун и присела на него. Значит, я сижу, пишу, слышу шаги… рука тянется вот сюда, прямо-таки идеальный тайник между камнями… а в нем — о боже! — а в нем действительно лежит черный блокнот.
Я взяла его и раскрыла. Читать чужое нехорошо, я знаю. Только я не всегда делаю то, что хорошо. Более, чем не всегда! Я прочла.
На первом листе имелось заглавие: «5. Анечка и Олечка». Правда, перечеркнутое и исправленное на короткое «Оля». А далее шел текст.
10.07. Так и знал, что мне повезет! Сейчас я еду в поезде в тот самый пансионат, где мы с Лехой отдыхали когда-то студентами. Впрочем, везение, разумеется, не в этом, хотя я уверен, что пари свое выиграю. Везение в том, что прямо в моем купе пребывают два очаровательнейших существа женского пола, и — о чудо! — направляются туда же. Конечно, я с легкостью нашел бы подходящую кандидатуру непосредственно на турбазе, но эти две девочки уж очень милы, чтобы просто так с ними расстаться. К тому же они — подруги, что делает задачу куда более интересной. Итак, я твердо решил — этот мой дневник будет посвящен им. Анечке и Олечке. Впервые в заголовке стоит не одно имя, а два. Я по-прежнему в восторге от своей идеи. Пушкин составил Дон-Жуанский список из имен своих пассий, и потомки до сих пор с упоением его разбирают. Однако насколько интереснее было бы, если б он сообразил не ограничиться именами, а подробно рассказать всю историю обольщения. Есть ли что-нибудь более увлекательное, чем рассказ о том, как чужая, независимая поначалу женщина подчиняется тебе и становится твоей? Конечно, я не Пушкин и не рассчитываю на то, что когда-нибудь мои записи будут разбирать толпы жадных литературоведов. Однако и самому почитать их в компании приятелей доставляет огромное удовольствие — снова пройти по всем этапам, снова оценить собственную изобретательность и проницательность. А еще приятнее, полагаю, будет перечитывать эти записи много лет спустя. Хотелось бы знать, сколько их наберется?
Но возвращаюсь к своим баранам — вернее, овечкам. Им по двадцать лет, обе студентки филфака. Анечка хорошенькая, как ангелочек, прямо до неправдоподобия, однако внешности ее не хватает своеобразия. Подруга зовет ее Бэби, и это метко. Олечка заведомо менее хороша, зато в ней есть некий шарм. Она кажется младше и явно не достигла еще своего расцвета. Тоненькая, высокая, с бесконечными, но слишком худыми пока ногами и недостаточно развитой, хотя приятной формы грудью. Думаю, лет через пять она похорошеет, только вряд ли мне захочется лично в этом убедиться. Анечка же, полагаю, надолго сохранит свой нынешний очаровательный облик. Короче, выбрать было бы сложно. Я и не собираюсь выбирать! Мне нужны обе. Самое смешное, эти дурочки искренне возомнили себя подругами. Женская дружба — от подобного сочетания всякий разумный человек начинает хохотать. Не пройдет и нескольких дней, как мои кроткие овечки забудут про обоюдные нежные чувства и станут так друг друга ненавидеть, что оставлять их наедине будет небезопасно. Что я, не знаю женщин? Их так называемая дружба длится ровно столько, сколько им нечего — или некого — делить, и выражается исключительно в постоянной болтовне.
