будто я сочту их виновными, если они пошевелятся. Сидите тихо и помните, что Райнгер был задушен там сегодня ближе к вечеру.
Итак, вчера Тэйт тоже пробиралась вверх по лестнице – и были слышны ее шаги, как те, что вы слышите, только сейчас это полиция там кого-то караулит, как Джек Кетч в спектакле с Панчем и Джуди. Она пришла в эту комнату и никого здесь не застала. Она не знала, что и подумать, и начала осознавать, что Джон, возможно, не вернулся. Ну и что ей было делать? Она не хотела, чтобы кто-то знал, что она тут; Тейт была слишком хитра, чтобы выставлять напоказ интрижку с Джоном. А если ее застанут в комнате Джона в полуодетом виде в полвторого ночи… А?
Но вот что я хочу подчеркнуть – она не смела идти назад. А вы пошли бы назад, если бы на вас могла накинуться собака-людоед? Подвергли бы себя опасности вновь, когда только что едва спаслись и еще не пришли в себя от потрясения? Здесь было безопасно; Джон должен был вернуться сюда. Она приняла меры предосторожности. Я хочу, чтобы вы подумали, что именно она могла сделать, – сказал Г. М. и вдруг хлопнул крупной ладонью по столу. – Вы были в этом павильоне. И ваше внимание привлекли камины. Было два разожженных камина, один в гостиной и один в спальне, их приготовил Томпсон еще до полуночи. Все согласятся, и не будет споров и возмущенных взглядов, когда я это повторю: вчера вечером она вообще не пользовалась гостиной, посетителей принимали в другой комнате. Нет смысла поддерживать огонь в комнате, которая вам в данный момент не нужна. Ее убили примерно в четверть четвертого.
Итак, что мы имеем? У нас два тлеющих камина – можно доказать по количеству золы, да вы и сами видели: они горели одинаковое время и выглядели совершенно одинаково. Нам предлагают поверить, что на протяжении трех с половиной часов маленького костерка в спальне хватило бы для полного удобства балованной тепличной орхидеи Тэйт в буквально насквозь промерзшем павильоне в снежном декабре, при этом дров не подкладывали, как и в другой комнате. Нам предлагают поверить, что она уютно распивала портвейн с убийцей в четверть четвертого, сидя в неглиже перед пылающим камином, в котором за час до этого уже была лишь зола.
Не слишком сложно понять, что оба камина были в одинаковом состоянии и погасли одновременно, потому что ее вообще не было в павильоне.
Прежде чем дальше осматривать комнату, я мысленно вернулся к одному обстоятельству, о котором раньше уже слышал. Это очевидная вещь, и кое-кто обратил на нее внимание, но дал совершенно нелепое объяснение, в то время когда имелось другое, куда более простое и убедительное. Я имею в виду таинственную фигуру в галерее после трех часов ночи, которая испачкала руку мисс Кэрью кровью. Был задан закономерный вопрос: зачем убийца потащился в дом, не помыв руки, в то время как в павильоне была вода?
И тут известное нам лицо впадает в буйные фантазии и сочиняет какие-то замысловатые бредни про то, что фигура эта – выдумка, и что-то еще более странное и полностью необоснованное про нападение на Тэйт с хлыстом. Правильный ответ другой: убийца не возвращался из павильона. Он убил Тэйт здесь. Это просто – и соответствует действительности. Я сказал себе: несомненно, он пошел в ванную за водой (я так решил, поскольку Мастерс мне говорил, что в этой комнате воды нет), и когда утром Джон Бохун выстрелил себе в грудь, тоже посылали за тазом с водой.
Молчание. Беннет явственно все вспомнил. Морис подался вперед, ссутулился, и голос его звучал пронзительно, как писк летучей мыши:
– Благодарю вас за ваши любезные замечания. Но думаю, теперь я вижу, к чему вы клоните. Вы все еще обвиняете… мы ведь пошли по кругу, верно? Вы обвиняете моего брата Джона в этом убийстве?
Он с трудом поднялся на ноги и дрожал. Г. М. подался вперед.
– Нет, – пророкотал Г. М., – это не так. Не обязательно так. Но уже куда теплее, Бохун. Вы наконец приблизились к тому, что стоит за этой невозможной ситуацией. Говорите же! Бога ради, почти все прояснилось. Что же стряслось?
Морис облокотился на стол и сощурился.
– Джон вернулся с дурными вестями и застал ее в своей комнате. Он думал, что убил Канифеста, был в ярости и отчаянии; ему было уже все равно, и когда она налетела на него в свойственной ей манере, он совсем обезумел и убил ее. Потом он начал понимать, в каком положении оказался. Никто не видел, как он убил Канифеста, тут все могло обойтись. Но если бы тело Марсии нашли в его комнате, у него точно не было бы шанса уйти от петли. Единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы дождаться рассвета, отнести ее тело в павильон, расставить там ложные улики, чтобы можно было подумать, будто она убита там, и «найти» ее тело самому… Вот так! Вот так! Он все-таки убил ее.
Г. М. медленно поднялся со стула.
– Я же сказал, дорогой мой, что уже теплее, и в последней части вы-таки попали в яблочко! Вот, о глупцы, объяснение части произошедшего – невозможной ситуации. Вы понимаете, почему у Джона с утра окончательно сдали нервы и он пришел сюда и застрелился? Что его сломало? Подумайте в обратном порядке, как сказал мне Мастерс. Джон был в гостиной, и с ним вы – два-три человека. И он подошел к окну. И что же он увидел? Говорите же!
На Беннета вновь нахлынули воспоминания.
– Он увидел, – сказал Беннет, сам не узнавая свой голос, – он увидел, как Поттер рассматривает и измеряет его следы на снегу, потому что Райнгер сказал…
– Из-за объяснения Райнгера. Гм-гм. И он спросил Мастерса, что это там делает Поттер. Тогда Мастерс, с мрачной иронией, силу которой сам не осознавал в тот момент, ответил: «Просто измеряет ваши следы на снегу». Почему это сломало Джона? Не из-за сложной гипотезы Райнгера, но потому, что утром он сам отнес в павильон мертвую женщину и думал, что за ним охотятся! Вот так. Никаких там фокусов с размытыми следами, столь долго вас занимавших. Просто рослый сильный человек нес тело к павильону по снегу, слишком неглубокому, чтобы по следам было заметно, что вес – двойной. Райнгер кое-что верно подметил. Он сказал, это невозможно было бы сделать незаметно, если бы снег был глубже. Верно, тогда и следы были бы слишком глубокие. Но снега было немного… Вы начинаете понимать. Почему те
