болезней, детей и погоды, да еще вокруг того, когда же расширят ферму, построят новые силосные башни, а за фермой, на склоне, позади их домишка, разобьют сад и осушат землю, чтобы эта целинная, свежая почва дала сказочные урожаи прекрасных фруктов.
Сколько раз бывала Элишка в районном городе? Бывало, как найдет на нее тоска, ездила она в Витков. Сделает покупки, прогуляется по набережной речки, пройдет по железному мосту, постоит посередине его, около статуй двух каких-то святых, забредет в магазин, перещупает мягкие, легкие ткани, хотя чаще всего ничего не купит. Это она называла «порыться в шелках». Ей достаточно было побывать в городе, помять в пальцах тонкие материи, посмотреть новый заграничный фильм — и довольно. В такие дни она даже без внутреннего протеста уезжала домой, с матерью разговаривала ласково, и не делалось ей тяжко, когда она открывала глаза и видела себя в своей халупе. Раз как-то в кино подсел к ней молодой парень, завязал разговор. Элишка внимательно рассмотрела его, оценила то, как он одет; ей понравилась его непринужденность, и после сеанса она позволила ему взять себя за руку и увлечь в переулок позади кинотеатра. Но после его ласк осталось в ней какое-то неприятное чувство и удивление. Не по душе ей было желание парня, и после она радовалась, что дальше поцелуев дело не зашло. Оказавшись снова в людных местах, Элишка вглядывалась в прохожих — не заметно ли что-нибудь по ней. На площади встретила школьного товарища — как давно сидела с ним за одной партой! Он пригласил ее в ресторан, ничего особенного в этом для нее не было; из окна ресторана видела новые дома напротив, и именно тогда вспыхнула в ней жажда — жить так, как живет ее бывший одноклассник с женой и детьми.
И все же поездки в город бередили ей душу. Она возвращалась домой и при первой же возможности снова отправлялась в Витков, — но теперь ей хотелось уехать еще дальше, в город на другом конце области, в город, где высятся надшахтные копры, где жизнь бурлит и стремится вперед, подобная вспененной реке, в город, переполненный людьми, шумом, где каждый изо всех сил старается выделиться. Элишка понимала, жизнь в таком городе, среди огромных толп, будет нелегкой. Но однажды, вернувшись из Виткова, встретила Карела, и тот заявил, что жить без нее не может. Он прекрасно знал, куда она ездит, как часто и зачем. С плохо скрытой неприязнью она отрезала, что никогда о нем и думать не думала, хотя бы потому, что не останется на ферме, с которой ее никто и ничто не связывает.
И она уехала в Остраву, город своей мечты. Проезжая через Витков, в задумчивости прижималась лбом к окну автобуса, вглядываясь в прохожих на улицах. Никогда больше не увидит она их, ни с одним не соединит своей судьбы ни на мгновение. Она уезжает дальше них. Убеждала себя, что совершила то, что рады бы совершить многие, а осуществляют лишь единицы. Так проехала она четыре часа, а вышла на автобусной станции — вздохнула глубоко, тряхнула своими роскошными каштановыми волосами, спадающими по спине чуть ли не до пояса, и пустилась по адресу, вычитанному в газете. Долго шла. Катились мимо трамваи, троллейбусы, Элишка часто наталкивалась на прохожих — целые толпы сновали по тротуарам. Новые туфли жали, Элишка устала, улицы казались ей слишком длинными и широкими — и вдруг она осознала, что жаркому июльскому воздуху в городе не хватает запахов лугов, и лесов, и недальних гор.
Но радость не проходила. Элишка вся дрожала от нетерпения, от предвкушения городских удовольствий, предстоящей работы, сближения с людьми; она шла по этим бесконечным проспектам, и сердце ее ликовало. Наконец, добралась до прачечной, и заведующий моментально устроил ей комнату в общежитии недалеко от главного проспекта. Работа была в две смены, а позднее ввели и ночную, но Элишка быстро приноровилась; она ловко вертелась вокруг большой современной стиральной машины, окутанной облаком горячего пара, улыбалась новым знакомым, и сладостно было у нее на душе. Утренняя смена кончалась в половине третьего, и по пути домой Элишка заворачивала в кино. После сеанса покупала еду в вечерних магазинах, готовила в своей комнатке для себя одной и ложилась в постель, настежь распахнув окно. В голове роились все новые и новые мысли о том, что вот же, сумела победить! Иногда спешила к столу, писала матери длинные письма — о том, как чудесно и привольно течет ее жизнь. Ночью часто просыпалась — не привыкла еще к ночным шумам на улице. Проезжали тяжелые грузовики, сотрясая весь дом, то и дело трезвонили трамваи, предупреждая зазевавшегося пешехода — трамвайная остановка была в двух шагах. Элишка вставала закрыть окно. Легкое ощущение удушья охватывало ее в этой узкой, по-современному обставленной комнатке — но это просто с непривычки. После ночной смены Элишка спешила домой и спала хорошо — уставала. По утрам ее рано будил грохот на улице, сначала она пугалась, а потом поняла, что именно этот трудовой шум и звон, это постоянное бодрствование и дразнит ее воображение. Встав поутру, она выбегала из дому, завтракала в кафетерии и затем гуляла до обеда. Ей встречалось столько народу! Недавно получила письмо от Карела, но не ответила — так же, как и на второе его письмо. А он писал, что у них и впрямь начались работы по разбивке сада. Склон холма нарежут террасами. Сейчас работы ведут машинами повыше их домика. Ручей уже отвели.
Новости взволновали Элишку. Где же он теперь протекает, ручей? Не в землю же ушел! Хотелось бы ей знать, куда его запрятал Карел… Но вскоре все это вылетело у нее из головы. Некоторые мужчины здесь поглядывали на нее с интересом. Их привлекали ее красивые, непривычно длинные, здоровые волосы, они блестели, словно их каждый день мыли ромашкой. Это радовало Элишку. В остальном — толпы валили мимо, торопливо, без внимания, всем было недосуг, и порой Элишке становилось досадно. Она поймала себя на мысли, что здесь никто ее не остановит, не спросит о чем-нибудь таком, что она знает. Один только раз окликнули ее на улице. Иржина, тоже работница прачечной. Попросила крону взаймы, на трамвай. Элишка обрадовалась, с удовольствием дала бы и больше, но товарке нужна была только одна крона. Как хотелось Элишке с кем-нибудь поговорить! Да не к кому обратиться. Правда, она могла бы заговорить кое с кем, но не так уж хорошо была знакома она с этими людьми. Язык один, но Элишка понимала, что говорить ей не о чем,
