Я прикладывал ухо, я слушал, я чувствовал удары маленьких ножек и абсолютно точно уверен, что там Макар Макарович Заболоцкий — мой наследник. А то, что он причиндалы свои от тетки-узистки спрятал, так извините, он и не обязан их кому попало демонстрировать.
Но что-то в заявлении моей секретарши всё же смущает. Выплываю из своих мыслей, поднимая на неё глаза.
— Что ты сделала? — без особого энтузиазма спрашиваю Елену, у которой почему-то на голове взлохмачены волосы.
Шелковый бант на блузке висит в полуоторванном состоянии, юбка, как-то неестественно перекосилась в одну сторону.
— Понимаете, Макар Романович, там пришла «эта», — задыхаясь от возмущения, пыхтит секретарша, потом изображает кого-то, кривляясь, — ну, с наружной рекламой, типа по делу. А у вас жена беременная, не дай бог! А я же помню, чем в прошлый раз всё закончилось. И я же тогда виновата была, — сглатывает накопившуюся слюну, — в общем, я как увидела её на пороге приемной, меня такое зло взяло! Схватила скоросшиватель и прямо ей в лоб зарядила.
Удивившись прыти секретарши, заливаюсь хохотом. Да уж, давно этой незваной гостьи здесь не было. Хотя, если бы Варька увидела её, будучи беременной, я бы точно пошел на преступление.
— А она на меня как накинется, — вскрикивает секретарша.
Я слышал какой-то шум, но не придал особого значения. Мне сейчас не до этого.
— И главное — «хозяина позови». Тоном таким, будто я рабыня какая. Макар Романович, я, конечно, орган подчиняющийся, но это её «хозяин»! В общем, я её за волосы схватила, а она меня…
Не могу перестать смеяться. Боевая у меня секретарша — перевоспиталась, ошибки исправила и кинулась за босса в бой. Хорошо, что я тогда её не уволил.
— Виктор Иванович, дорогой! — Нажимаю я несколько кнопок на стационарном телефоне. — Там мимо вас сейчас бабёнка пролетит…
Приподымаю подбородок, молча спрашивая. Лена понимает меня и тут же описывает наряд навязчивой женщины.
— В красном вся, с белыми короткими волосами, в общем, вы её зафиксируйте и больше никогда сюда не пускайте, — смеюсь. — Ага, а жена как? Ну и хорошо. Ага, доброго дня.
Кладу трубку.
— Ты молодец, Лен, отстояла честь начальника.
Лена победно потирает руки, забавляя меня ещё больше. Хотя чуть больше девяти месяцев назад, когда я застал эту бабёнку голой в моём кабинете, мне было совсем не до смеха.
Возвращаюсь к работе, предварительно написав жене сообщение, но оно так и остается неотвеченным. Это напрягает. На время увлекаюсь делами. Ближе к четырем часам, когда я провожу внеочередное совещание, жена звонит мне сама. Плюю на всё и всех и хватаю трубку. Варя в положении, на последнем месяце, случиться может, что угодно.
— Кажется, началось, — выдыхает Варя, — Макар, не могу дозвониться до Валентины Павловны, девочки же со мной.
— Спокойно, милая, я уже еду.
Бросаю всех своих коллег в подвешенном состоянии и просто хватаю со стула пиджак. Моя жена и мои дети — это самое главное в жизни. Нет ничего важнее.
Домчавшись до дома за пятнадцать минут, я открываю дверь своим ключом. Я хорошо помню Варькину способность выдавать детей очень быстро, поэтому довольно сильно нервничаю.
— Макар, воды отошли. — Стоит посреди коридора моя пузатенькая красавица-жена, широко расставив ноги и глядя на мокрый пол.
Вообще, она стала такой милой, особенно в конце срока. Загадочной и безмятежной. Вроде третий раз, а вновь как первый.
— Надо бы вытереть, — улыбается мне Варвара.
А меня колотить начинает, хоть с виду я собран.
— Какое вытереть? Ехать надо! Мы рожаем! Девочки! Дашка, Машка, руки в ноги, и все в машину!
— Ложать? — Выглядывает младшая из детской, всунув лохматую головку в проем двери. — Я не хочу ложать, я не умею ложать!
Старшая отодвигает её с дороги и выходит в коридор, по-взрослому вздыхая и скрещивая руки на груди.
— Не ты будешь рожать, Даша, а мама. — Она деловито вышагивает к стульчику у калошницы и, садясь, засовывает ноги в кроссовки, параллельно помогая с обувью младшей сестре. — Глупый –глупый ребёнок, — причитает она.
— Макар, — Держится за живот Варя, - Дашу надо бы к логопеду. Она «р» совсем не выговаривает.
От Варькиной безмятежности меня бросает в пот. Я хватаю приготовленные в роддом сумки, сам проверяю документы.
— Милая, господи, ты рожаешь, там пацан мой на подходе, Макар Макарович, наследник нашего престола и столового алюминия. Какой логопед? — говорю как можно нежнее, помогая ей обуться.
Всей честной компанией мы заваливаемся в лифт. Заметно нервничаю, тычу во все кнопки подряд, зачем-то связываюсь с аварийным диспетчером.
— Папа. — Берет меня за руку старшая дочь, пока лифт плавно опускается вниз, мигающей красной цифрой пересчитывая этажи. — Отхождение околоплодных вод означает, что при нормальном развитии событий родовая деятельность начнётся совсем скоро. Чаще всего малыш появляется на свет через двадцать четыре часа после того, как это случилось. Точное время зависит от ребёнка. Очень важен цвет вод. У мамы они были прозрачные. Значит, все нормально.
Мы с Варей молча переглядываемся.
— Вот! Видишь! Какая она у нас умная! Милая, я же говорил! А ей только восемь лет через месяц исполнится. Я же говорил, что ей в математический класс надо было! Но папку, как обычно, никто не слушает.
— Это мне дядя Рома рассказал, — пожимает плечами Машка. — Он боялся, что мама начнет рожать на детской площадке, и всё подробно объяснил.
— Ну да, кто же ещё. Главный мозг семьи. А этот умник тебе не рассказывал, что когда мама тебя рожала, мы едва успели до ворот роддома доехать, и ты вылезла прямо в приемном?
— Макар, — меняется в лице Варя, замирая.
— Да, любовь моя! Понял, пора бежать.
В коридоре частной клиники, которую нам посоветовал Михаил Дусманис, я протираю плитку, протаптывая путь от автомата с кофе до регистратуры. В последние недели я кое-что почитал о родах и узнал, что ежедневно во всем мире от осложнений, связанных с беременностью или родами, умирает восемьсот десять женщин. Я даже фильм документальный посмотрел. Это ничтожно малый показатель и большинство случаев приходится на Восточную Азию, но от этого нисколько не легче.
Варя кричит, а мне хочется убить тех, кто там всем этим заправляет. Первых двух дочек Варя рожала в обычном роддоме, там вообще никого никуда не пускали, мы с матерью бегали вокруг здания и тупо искали окно.
Здесь всё иначе: вот тебе конфетки, чай, кофе, белоснежный халат с маской и бахилами. И крики любимой жены тоже прилагаются. Правда, в комнате ожидания звучит музыка, нежная такая, умиротворяющая. Но в белом помещении со звукоизоляцией и телевизором я сидеть отказался, она страдает, а я что? Футбол буду смотреть в это время?
