— Это как понимать? — рычит Серебрянский, налившись краской от злости.
— Папа, я тебе все объясню, — скулит его заревевшая дочурка.
— А что тут объяснять, Пал Степаныч? — вмешиваюсь я.
— Заткнись, — шипит мне папаша.
— Нет, Вячеслав, дай ему сказать, — угрожающе говорит депутат.
— Несколько дней назад Арина встретила меня с моей беременной невестой. Разозлилась и решила встрять между нами. А тут и подельник появился. Не запылился. Он мою невесту голодранкой считает. Позорно ему такую сноху иметь. Вот и задумали эти двое всех нас вокруг пальца обвести. Отцу моему очень выгодно меня на вашей дочери женить. Я бы не удивился, если бы через неделю после свадьбы у нее случился выкидыш.
— Ты меня опозорил! — истерит соскочившая с кушетки Серебрянская.
— Нет, дочь, это ты солгала, а не он. Ты только что меня опозорила! Демьян, мне так стыдно за нее.
— Что ж, а мне стыдно за отца, — отвечаю под буравящим взглядом папаши. Забираю у Рыжего камеру и вынимаю из нее флешку. Протягиваю депутату: — Возьмите, Пал Степаныч. Чтобы через пару дней кто-нибудь от моего имени вас не начал шантажировать несуществующей записью.
Он берет флешку и поднимает взгляд на отца.
— Да-а-а, Вячеслав, не ожидал я от тебя такого. Привык все покупать и заигрался. Оказалось, не все в этой жизни продается. Ты бы брал пример с сына. Я бы на твоем месте таким наследником гордился.
Тот, даже поймавшись с поличным, не сдается. Поворачивается к узистке и напирает:
— Я вашу клинику по кирпичику разберу. А ты сама на панель работать поползешь. Частой пациенткой узистов станешь!
— Еще одно слово, Вячеслав, и тебя отсюда выведут в наручниках! — предупреждает его депутат. — Девушка, вы не беспокойтесь, никто ни вас, ни вашу клинику не тронет. Более того — получите спонсирование. За доблестный труд. А ты теперь, Вячеслав Демьянович, по уши в дерьме. Если на тебя поступит жалоба, тут же за решеткой окажешься. Без суда и следствия на нары!
Серебрянский выталкивает свою хлюпающую носом дочь за дверь и выходит сам. Рыжий тоже пятится к выходу.
— Ну и как ощущения? — Агрессивно наступает на меня папаша.
— Как после продолжительного запора, — язвлю, стоя на месте. — Радостное освобождение.
— Забудь о наследстве!
— А ты забудь о наследнике. Прощайте, Вячеслав Демьянович. Больше я вас не побеспокою.
До последнего стою, не двигаясь. Жду, пока он, поскрипев зубами, выйдет, прихватив с собой конверт. Поворачиваюсь к узистке. Бледная. Нервная. Но упертая.
— Спасибо вам, — киваю ей.
— Это мой долг. Не всех врачей можно купить.
— Как и простых парней.
— Да, вы упустили шанс стать зятем Серебрянского. Второго не будет.
— Он мне и не нужен. У меня же есть Стефа.
— Передавайте ей привет, Демьян. Жду вас обоих на следующей неделе.
— Обоих? — переспрашиваю.
— Разве вы не хотите взглянуть на своего настоящего ребеночка?
Губы самопроизвольно растягиваются в улыбке.
— Очень хочу.
Подумав о Габи, понимаю, что уже соскучился. Положить бы ладони на живот Колобка, прижаться ухом, поговорить с нашей бойкой девчонкой.
Выскакиваю из клиники, по пути набирая номер на мобиле. Замечаю, как журналюги обступили моего папашу, не давая ему протиснуться к машине, и как несколько бегут вдогонку уезжающей машине депутата. С камерами, микрофонами и диктофонами.
— Дем, — слышу любимый голос Колобка.
— У нас получилось, — сообщаю ей.
— Ты как?
— Задрочен, но жить буду. Он нас больше не тронет. У него сейчас такой геморрой вылез, что ему долго будет не до нас.
— Дем, — вздыхает Колобок, — я тебя люблю.
На секунду замираю. Она впервые это озвучила. Знал бы, включил бы запись телефонного разговора.
— И я тебя люблю, Крош.
— Фубля, — пыхтит Рыжий, — на соплях поскользнулся.
Пинаю этого придурка для скорости и возвращаюсь к звонку.
— Крош, я домой еду. Что-нибудь купить?
— Нет. Сам возвращайся. Я тебя очень жду.
Глава 30. Стефа
Напрасно Вилена Мироновна думала, что мне будет легче открыть ее жестокую тайну Демьяну. А я напрасно думала, что она его раздавит.
Внимательно выслушав меня до конца, ни разу не перебив и не остановив, он минут пять сидит в безмолвии, а потом облегченно выдыхает:
— Вот и отлично! Теперь я его близко к своей семье не подпущу.
Не слезая с его колен, носом утыкаюсь в его горячую шею и шепчу:
— Как же я тебя люблю.
— Что?
— Люблю тебя.
— Что-что? Не расслышал.
— Не придуривайся, — хихикаю, пальцами ткнув ему в ребра.
— Ты просто полчаса мне в это ухо бубнила, я оглох.
— Тогда скажу на другое.
Губами касаюсь его мочки, легонько захватываю зубами и прикусываю, заставив Демьяна съежиться. Его шея покрывается мурашками, а взгляд пьянеет.
Рукой пробравшись под мою кофточку, пальцем проводит вверх по позвоночнику и тянется ко мне за поцелуем.
— Как насчет отметить нашу победу? — выдыхает возбужденно.
— Дем, мы собирались определиться с ассортиментом товара для магазина и договориться с программистом. Бизнес сам себя не построит. А мама уже намылилась с работы увольняться. Загорелась твоей идеей.
— Обожаю свою тещу, — урчит он, нежно целуя мои губы. — Но в обеденный перерыв я же могу отдохнуть?
— Конечно, если успеешь на примерку костюма. У тебя на сегодня назначено.
— Перенесем. Мы же никуда не торопимся?
— Числа до пятнадцатого апреля — нет. А после — Габриэлла Демьяновна в любой день может организовать для нас другую церемонию. Неотложную.
Демьян поднимает лицо к потолку и сосредотачивается на подсчете недель.
— Это получается, я скоро на два месяца в завязку уйду и умру от недотраха. Тебе не кажется жестоким так издеваться над своим мужем?
— Поверь, я найду альтернативный способ пилить тебя до беспамятства.
— Даже не сомневаюсь, — улыбается он, взглядом скользит по моему лицу и поднимает меня на руки. — Может, в ванной?
— Чтобы я жопой в раковине застряла? Давай уж без экспериментов, — смеюсь я. — Как обычно, по-собачьи.
— Сейчас по-собачьи, потом по-волчьи, — ворчит он, относя меня в спальню и укладывая на кровать.
