— У тебя есть ключи? — спросил я, прижимая маму к двери.
Она пошарила в кармане пальто и вытащила связку ключей. Демон завыл в прихожей, и я взвыл в ответ, выпуская в этом первобытном реве скопившееся напряжение. Он появился из-за угла в тот момент, когда мама повернула ключ в замке. С него текло как из ведра — тело распадалось на части. Мы метнулись через открытую дверь в комнату. Мама пробежала дальше, на ходу нащупывая нужный ключ, а я включил свет и бросился к стене. Аккуратно свернутая, там лежала наша единственная надежда — троакар: что-то вроде змеиной пасти, которой заканчивалась длинная вакуумная трубка. Я щелкнул выключателем и посмотрел на вентилятор, который начал подавать признаки жизни.
— Будем надеяться, вентилятор не подведет нас сегодня, — сказал я и прижался к стене рядом с распахнутой дверью.
На другом конце комнаты мама широко распахнула входную дверь. Она смотрела на меня испуганно и обреченно:
— Джон, он здесь!
Демон ворвался в комнату, потянулся к маме когтями, острыми как бритва. Я изо всех сил вонзил гудящий троакар прямо в грудь демона. Он отшатнулся, глаза были распахнуты неестественно широко — я даже не представлял, что такое возможно. До моих ушей донеслось какое-то хлюпанье (может быть, это была его кровь, а может быть, само сердце) — что-то выпало из разлагающегося тела и ухнуло в вакуумную трубку. Демон упал на колени, а троакар продолжал засасывать его внутреннюю жидкость и органы, и я услышал знакомое тошнотворное шипение плоти, превращающейся в вязкое черное вещество. Вакуумная трубка свернулась и задымилась от жара. Я отпрянул, глядя, как тело демона начало поглощать само себя, исчерпывая свою жизненную силу в попытке восстановить ткани, которые он терял. Демон, казалось, разлагался на моих глазах, медленные волны распада проходили по всему телу — от кончиков пальцев по предплечьям и к ногам через туловище.
Я не заметил, как мама подошла ко мне, но сквозь туман, застилающий мое сознание, почувствовал, как она изо всех сил схватилась за меня, и мы оба в ужасе смотрели на происходящее. Я ее совсем не держал — просто стоял и не спускал глаз с демона.
Вскоре от него не осталось почти ничего — впалая грудь и шишковатая голова, взирающая на меня из еще сохраняющей человеческую форму лужи дымящейся смолы. Он хватал ртом воздух, хотя я не мог представить, что его легкие еще могут дышать. Я медленно стащил с себя маску и шагнул вперед, чтобы мое лицо было хорошо видно. Я ждал, что он бросится на меня, обезумев от боли и бешенства, полный жажды забрать мою жизнь, чтобы спасти свою. Но вместо этого демон успокоился. Он смотрел, как я приближаюсь к нему, его желтые глаза следили за мной. Я подошел вплотную.
Демон сделал глубокий вдох, его разорванные легкие трепыхались от напряжения.
— «Тигр, тигр… — сказал он прерывающимся шепотом. — Жгучий страх, ты горишь в ночных лесах».
Он надрывно закашлялся, в каждом звуке слышалась мучительная агония.
— Мне очень жаль, — сказал я.
Ничего другого не пришло в голову.
Он сделал еще один рваный вдох, задыхаясь собственной разлагающейся плотью.
— Я не хотел причинить вам зла, — сказал я почти просительным тоном. — Я никому не хотел зла.
Его клыки безвольно торчали изо рта, как пожухлая трава.
— Не… — начал было он, но страшный приступ кашля остановил его.
Он собрался с силами.
— Не говори им.
— Кому не говорить? — спросила мама.
От ярости, или от усилий, или от страха по его ужасному лицу пробежала последняя судорога, и этот мучительный, ломкий голос произнес последние слова:
— Вспоминай обо мне, когда я исчезну.
Я кивнул. Демон посмотрел в потолок, закрыл глаза, и остатки его плоти ввалились сами в себя, крошась и растворяясь, а потом бесформенный холмик шипящего черного вещества стал стекать в дренажное отверстие. Демон был мертв.
На улице пошел снег.
Глава 19
Я смотрел на черную лужу на полу, пытаясь осознать, что случилось. Минуту назад эта лужа была демоном, а за час до этого демон был моим соседом, старичком, влюбленным в свою жену и угощавшим меня горячим шоколадом.
Но нет, это черное вещество было всего лишь черным веществом — физическими останками тела, которое никогда ему не принадлежало. Жизнь под этой оболочкой — его разум, или душа, или что это было — исчезла. Это был огонь, топливом для которого служили мы.
«Вспоминай обо мне, когда я исчезну».
Что он имел в виду?
Я поднял глаза, увидел маму и вдруг осознал, что она крепко сжимает мои плечи руками, стоя прямо передо мной. Она заслонила меня от демона.
«Когда она это сделала?»
Мой разум был измотан и темен, словно грозовая туча.
— Это был демон, — сказал я, отстраняясь от нее и направляясь к выключателю насоса.
Тихое гудение смолкло — все вокруг погрузилось в тишину. Вакуумная трубка перекрутилась и расплавилась, превратившись в дымящуюся груду омерзительных пластиковых колец. Это напоминало внутренности какого-то механического животного. Лопасть троакара была забита вязким веществом, и я двумя пальцами осторожно вытащил ее из черной массы на полу.
— Демон? — переспросила мама, отступая. — Что… почему? Почему демон? Почему он здесь?
— Он хотел сожрать нас, — ответил я. — Вроде этого. Клейтонский убийца, ма. Тварь, которая забирала человеческие органы. Они ему были нужны, чтобы выжить.
— Он мертв?
Я нахмурился, глядя на пол. Это больше напоминало остатки костра, чем тело.
— Думаю, да. Но вообще-то, я не знаю, как умирают демоны.
— Откуда ты вообще знаешь об этом? — спросила она, поворачиваясь ко мне.
Она впилась в меня глазами, словно что-то искала.
— Почему ты был на улице?
— По той же причине, что и ты, — солгал я. — Услышал шум и вышел. В доме Кроули что-то происходило, он что-то делал — убивал, наверное. Я услышал крик. В машине Кроули увидел доктора Неблина — он был мертв, и я оттащил его туда, где демон не смог бы его найти. Тут появилась ты, и он двинулся сюда.
Она разглядывала мое лицо, куртку, пропитанную кровью, мокрую от растаявшего снега одежду. Я смотрел на нее — она обшаривала взглядом комнату: кровавые следы моих рук на стенах и столах, вязкий прах на полу. Я почти читал ее мысли — они отражались на мамином лице. Я знал эту женщину лучше, чем кого-то другого в целом мире, и понимал лучше, чем себя самого. Она думала о моих социопатических наклонностях, моей одержимости серийными убийцами. Вспоминала тот случай, когда я угрожал ей ножом, как смотрел на покойников и все, что она читала, слышала, чего боялась с тех самых пор, когда несколько лет назад выяснилось, что я не похож на других детей. Возможно, она думала о моем отце, склонном к вспышкам насилия, и спрашивала себя, как далеко я пойду (или как далеко я уже зашел). Все эти мысли снова и снова проносились у нее в голове, она обдумывала разные сценарии, пытаясь понять, чему верить. А потом она сделала нечто такое, что безусловно доказывало: на самом деле я совсем не понимаю ее.
