Книга Пропавшая - Мэри Кубика

Никакими словами Кассандру уже не убедить, поэтому лучше просто уйти.

Я шагаю за порог, и вдруг Кассандра выкрикивает вслед:

— Гори в аду, Мередит! Оба с ним горите!

Меня мгновенно осеняет: ее слова — точная копия угроз, которые мне приходили. Тут же вспоминаются все до единого сообщения: «Я знаю, что ты сделала. Надеюсь, ты сдохнешь. Тебе это с рук не сойдет, тварь. Гори в аду, Мередит».

Сообщения отправляла Кассандра!

Я резко оборачиваюсь.

— Так это была ты! — больше удивленно, чем укоризненно восклицаю я. Голос невольно начинает дрожать. — Это ты присылала те страшные сообщения! Это ты хотела запугать меня до смерти!

— Ну и как, получилось? — самодовольно спрашивает Кассандра, наслаждаясь триумфом.

— И следила за мной тоже ты? — в ужасе спрашиваю я, вспоминая, как один раз сообщение пришло ровно в то время, как я уезжала из больницы — словно тот, кто его отправил, прекрасно знал, что я в полном одиночестве сейчас еду домой.

— Если и следила, — говорит Кассандра, — разве это страшнее того, что сделала ты? И не просто сделала, а продолжаешь делать!

Что стоит за теми сообщениями? Просто ненависть и пустые угрозы или Кассандра действительно желает мне смерти? Стоит ли опасаться за собственную безопасность, за собственную жизнь?

— Я не сделала ровным счетом ничего плохого, — в сотый раз повторяю я в надежде оправдать наше с Марти молчание о прошлом. Мы оберегали и Кассандру, и Джоша и ни в коем случае не хотели никого ранить. Но едва я произношу эти слова, как дверь перед моим носом захлопывается и раздается щелчок засова.

* * *

Я не разрешаю Дилайле играть с Пайпер, и та упрашивает: «Ну, пожалуйста, мама, пожа-а-алуйста!» Допытывается, почему же именно нельзя.

Когда мне надоедает придумывать отговорки, я не выдерживаю:

— Потому что я так сказала!

Стыдно, конечно, срываться на Дилайлу, не в ней ведь дело, а во мне — это я не хочу встречаться с Кассандрой. Как бы там ни было, я теперь все равно не доверю ей своего ребенка.

На следующий день к ним приходит в гости Лили Моррис. Кассандра, видимо, специально отправляет девочек играть во дворе перед домом — назло Дилайле. Та сидит у окна, смотрит и горько плачет оттого, что ее не пригласили, хотя я в любом случае ее не отпустила бы. Пайпер и Лили хохочут, танцуют, держатся за руки. Не ожидала, что Кассандра опустится до того, чтобы из мести мне обидеть моего ребенка.

Вот уже несколько дней подряд Лео плачет каждый раз, как я оставляю его с Шарлоттой. Он не пускает меня, молит:

— Нет, мамочка, нет!

Как от сердца отрываю. Даже проскакивает мысль позвонить на работу — сказать, мол, простудилась — и остаться дома, но так я только окажу Лео медвежью услугу: когда ему все-таки придется пойти к Шарлотте, страданий будет еще больше.

Я пытаюсь договориться:

— Если всю неделю не будешь плакать, то на выходных займемся чем-нибудь интересным — вдвоем, только ты и я.

Обещаю Лео сводить его в музей или, если погода выдастся хорошая, в детскую зону при ботаническом саду — как сам пожелает.

Меня начинает понемногу грызть совесть. Все чаще подумываю бросить йогу, брать меньше клиенток, а то и вовсе не брать. Несмотря на то что работу доулой я люблю безумно, меня не перестают мучить дурные предчувствия с того самого дня, как у Тибоу родилась дочь. Я частенько думаю о Шелби, о Джейсоне. Связь с ними поддерживаю мало — нелегко это. Их малышке нанесли непоправимый вред бог знает каких масштабов, и теперь меня съедают сомнения, правильно ли я тогда действовала. Пожалуй, я сделала не все, что было в моих силах, для защиты Шелби. Следовало сделать гораздо больше, следовало просто-напросто встать между ней и доктором Файнголдом.

Звоню Джанетт, чтобы поделиться переживаниями.

Джанетт акушерка, и, кроме нее, я мало кого знаю из нашей сферы.

— Я растеряна, — рассуждаю я. — Может, пора в кои-то веки немного отойти от работы и посвятить себя семье?

Джанетт дает мне тот же совет, который я сама дала Шелби:

— Поступай так, как будет лучше для твоей семьи. Но поверь мне, Мередит, с доктором Файнголдом я на твоем месте держалась бы точно так же. Поэтому даже не вздумай сомневаться, хорошая ли ты доула, или корить себя, что слишком мало сделала для той женщины. Ты ведь тоже не всемогущая.

То и дело неосознанно поглядываю на дом Марти и Кассандры. Если Кассандре хватило коварства раздобыть «левый» номер, слать с него угрозы, преследовать, она наверняка может предпринять что-то и пострашнее. Так что же это было? Просто запугивание? Или мне стоит бояться за себя и свою семью?

Лео

Наши дни

На четвертый день после твоего возвращения домой я снова иду в школу. Путь выбираю тот, что длиннее, а то до сих пор не могу проходить мимо дома няни без приступа тошноты, хотя, насколько слышал, они с мужем оттуда съехали.

Папа просит не распространяться о тебе в школе. Если кто подлезет с вопросами, отвечать, мол, папа запретил рассказывать. Ну и, разумеется, за то, что не делюсь подробностями, на обеде у меня из рук выбивают поднос с едой.

Поднос падает, и мистер Кармайкл обвиняет меня, потому что Адам Белтнер к тому времени успевает смыться. Все вокруг смеются:

— Вот же лох!

Мистер Кармайкл заставляет все прибрать, и в итоге времени поесть не остается. Ухожу из столовой голодный.

Весь день меня только и делают, что пихают, забрасывают вопросами, в ответ на которые я молчу, кидаются чем попало, обзывают уродом, недоноском, показывают пальцем, ржут.

Козлы-репортеры успели нащелкать миллион твоих фотографий, и теперь они повсюду: в газетах, в «Снэпчате», в «Инстаграме». В школе все постят их у себя в историях, будто свою личную трагедию. Нет никого, кто бы эти фотки не видел. Они абсолютно одинаковые, просто сделаны с десятка разных ракурсов разными фотографами. Руки и лицо у тебя на этих снимках в красных пятнах, волдырях — врачи сказали, это ожоги от хлорки и, скорее всего, останутся шрамы. Одежда на тебе висит, а сама ты грязная, немытая целых одиннадцать лет — в общем, вид паршивый.

Слышу, один пацан из-за красноты называет тебя «помидором». Я тут же собираюсь пойти и врезать ему, но на пути