время сдачи погода была очень хорошая, теплая и ясная. На острове была поставлена одна палатка около берега и на 2-е суток выгружен продукт, поставлен караул на 2-е смены,15 чел., а остальные продукты и конвой были перевезены на другой берег в деревню «Назено».
19 и 20 мая с.г. погода подула холодная, пошел снег, мороз, люди были на острове большая часть раздетые и разутые. Снабжались эти дни одной мукой и то не по спискам, а прямо кучками разбивались на 71 чел. и один мешок 71 кг выдавался по одному килограмму на каждого. И у людей никакой посуды не было, брали муку кто в шапку, кто в карман и кто во что мог. Муку ели прямо или тестом и по выдаче муки по подсчету выдано на все количество, люди фактически не снабжались[,] около половины оставались совершенно голодные и произвести правильную выдачу при таком ведении дела не было никакой возможности.
20 мая в 2 часа дня я с Комендантом Цепковым и Уполномоченным Колпашевского округа поехали на остров Назино, где был расположен рецедив.
Что было, я и Уполномоченный видели, что на острове был шум, драка, и женщины были с мужчинами вместе, на острове лежали тела умерших около 100 человек или больше и некоторые были без чувств, ползли, кричали «Дайте хлеба».
Увидя меня и Уполномоченного, обращались к нам — кричали: «Начальники, нас не кормят двое суток, мы мерзнем и умираем с голода». Люди пошли на преступление, начали есть мертвых людей. Мне и Уполномоченному сказали, что вот здесь в котелках варят человеческое мясо. Вообще остров представлял из себя что-то УЖАСНОЕ, ЖУТКОЕ.
После чего мы приехали в деревню Назено, где собрали особое совещание и решили немедленно провести следующие мероприятия:
1. Поставить на острове палатки и людей поместить в таковых.
2. Приступить немедленно к устройству примитивных печей.
3. Мобилизовать все печи у жителей в деревне Назено (10 или 12 домов всего), после проведенного совещания я 21/V — с.г. в 3 часа утра выехал обратно в г. Томск, т. е. к месту своей службы.
О чем и ставлю Вас в известность.
П[ом.] /Коменданта — Колубаев. * * *
Цепков не дошёл до представителя ОГПУ, встретив по пути комсомольский отряд, снаряжённый всеми видами оружия. На ребятах висели охотничьи ружья, у одного болталась винтовка, у самого ершистого в руках торчал наган. Главным в отряде был Правоторов, местный активист и секретарь ячейки, задорный, веселый. Тот самый, который с наганом. Такой кого хошь застрелит, рука не дрогнет. Комсомольцы тащили по тропинке что-то тяжёлое.
— Чего это вы тащите? — сурово поинтересовался Цепков, рисуя пылающим окурком круг.
— Да, дядя, это уголовный элемент, — радостно сообщил возбуждённый Правоторов, срывая с трупов какую-то дерюгу. — С острова сбежали, будь они неладны. А нам товарищ Перепелицын пообещал за каждого сбежавшего, как за белку, платить будет. Вот мы и дежурим вокруг острова.
— А трупы куды волокёте? — похолодел Цепков.
— К товарищу Перепелицыну, а куда ж ещё? — удивился Правоторов, прикрывая дерюжкой застывшие лица.
— Вы чего? Совсем, чё ли? — Цепков никогда не заикался, но тут язык у него стал деревянным, не ворочается во рту и всё тут. Слова невозможно сказать. Цепков сплюнул и закурил следующую папиросу, долго чиркал спичкой, она не загоралась, потом быстро погасла. Одно беспокойство от северного ветра. Комсомольцы зажгли спичку и поднесли Цепкову. Тот прикурил, затянулся и, выдохнув дым, громко заматерился.
— Так ты, дядя, не ругайся, а подскажи нам, куда их волочь? Как за белку, будет платить, сказал товарищ Перепелицын, — смутился Правоторов, став спокойным, как два трупа на тропинке.
— Где вы их подстрелили?
Цепков перевернул мёртвых, это не уголовники, не из «бывших», это были обычные колхозники. Двое молодых парней, крепкие мужики, смогли выбраться с острова, переплыть реку, пройти полсотни километров, и надо же нарвались на рьяных активистов.
— Спрячьте их, потом закопаете и никому не говорите про это! — сказал Цепков и посмотрел на Правоторова, мол, понял, что надо делать?
— Как же это, дядя, а? — чуть не заплакал Правоторов, пиная бесполезные трупы.
— Вас же посадят, дурачьё! В милиции узнают, что вы застрелили ссыльных, сразу в кутузку посадят. Никому не говорите! Делать можно, а говорить нельзя! Ну, всё, живо по домам! — прикрикнул Цепков, и активисты бросились выполнять поручение коменданта. В кустах послышалось шуршание, возня, а через пять минут их было уже не слышно.
— Вот и ладно, — проворчал Цепков и посмотрел на небо. Уже часа четыре, наверное. И вдруг его осенило: а зачем Колубаева сдавать органам? Лучше пусть поделится золотом. На острове ещё много народу, значит, и протезы есть. Раньше все протезы золотые делали. Чтобы на века.
Цепков усмехнулся и повернул обратно. Но он Колубаева не нашёл. Дом для приезжих был закрыт. Хантыйка пошла собирать полберы, а начальник каравана погнал баржи на Томск. Цепков усмехнулся, но не пошёл доносить на Колубаева. Комендант знал, что их пути ещё пересекутся. У деклассированных элементов одна дорога — из состава на баржу и прямым ходом в Александро-Ваховскую комендатуру. Скоро Колубаев приведёт ещё один караван. Цепков нырнул в утренний туман, неожиданно упавший на посёлок. Розовая заря тихо занималась, подсвечивая молочный рассвет яркими красками.
Глава шестая
Настасья срезала нарост на дереве и тихо всплеснула руками. На поляне сидели люди и смотрели на неё, провожая взглядами каждое движение. Она уже слышала, что на острове завелись людоеды, поэтому, все жители посёлка боялись ходить в лес. Хантыйка провела тупой стороной ножа по лицу, и люди на полянке вздрогнули. Настасья успокоилась. Пришлые люди боятся ножа, это не людоеды, а обычные, как все люди, мужчина, женщина и подросток. Наверное, сбежали с острова. Истощённые, исхудавшие, лица у всех вытянутые, как у лесины. Хантыйка потихоньку сползла вниз, надеясь уползти от беглецов подальше, но женщина на полянке, увидев, что
