– Для меня большая честь то, что вы пришли поговорить со мной, Хранитель памяти Вао'ш. Яс радостью готов поделиться с вами теми знаниями, которыми обладаю, хотя мне страшно вновь пережить все, что я испытал.
– Хранители памяти не сочиняют то, о чем рассказывают, – заметил Вао'ш, – мы просто пересказываем то, что случилось на самом деле. И мы должны передать это слушателям точно и красочно.
– Я сделаю все, что в моих силах, Хранитель памяти, – ответил Дио'ш, склонив голову.
Вао'ш сидел в ожидании, видя, что его товарищ пытается привести в порядок свои тяжелые воспоминания. Цвет его кожи приобрел сероватый оттенок, словно он лицом к лицу столкнулся с непереносимым ужасом. Дио'ша всего передернуло.
– Кренна, – подсказал ему Вао'ш. – Вы были там. Вы были свидетелем отваги, трагедии, непрекращающейся череды событий. – Он протянул руку и притронулся к дрожащей руке историка. – Если вы не сумеете передать свои чувства, то вся случившаяся трагедия окажется пустой. Жертвы и герои этого события должны сохраниться в памяти. А ведь вы – Хранитель памяти, Дио'ш.
Молодой человек тяжело вздохнул и открыл глаза, он все еще выглядел перепуганным, но теперь в его глазах появилась мысль.
– Эта илдиранская колония сталкивалась с эпидемиями и раньше, – начал Дио'ш. – Мы помним, как теряли детей и целые семьи от лихорадки, отравлений или генетических заболеваний. Но это… – Он резко поднял взгляд, наросты на его лице сверкнули пунцовым светом. – Что за злостная чума смогла сначала лишить нас зрения, оставив без благословенной милости света… а затем бросила нас на одинокую смерть в карантине, лишенными общества других илдиранцев, – и при этом продолжила распространяться все шире и шире?
Дио'ш сжал кулаки и выставил их перед собой. Вао'ш чувствовал, как внутри его молодого коллеги поднимается ужас. Выросшие в неослабевающем солнечном свете, постоянно окруженные успокаивающей нервы толпой, илдиранцы страдали от двух основных фобий: боязни темноты и страха одиночества.
Дио'ш продолжал рассказывать, он уже ничего не видел, перед его глазами стояли только картины из его воспоминаний.
– На Кренне очень большая луна, поэтому даже в ночные часы там достаточно света, чтобы осветить местный ландшафт. Мы старались зажечь свет в каждом доме, на каждой улице, так что весь город был очень ярко освещен. Мы сумели побороть тень во всех закоулках, но что толку от всех факелов империи, если болезнь лишает тебя зрения? После того, как чума лишила зрения Наместника Кренны, он встал на площади и повернулся лицом прямо к солнцу, но все равно увидел только темноту.
Алые и зеленые оттенки страха и волнения промелькнули на бугристых чертах лица илдиранца. Вао'ш содрогнулся от ужаса, но ничего не сказал, стараясь запечатлеть в памяти каждое слово очевидца. Он представил перед глазами картину, как сын Мудреца-Императора, представитель Кренны, стоит, уставившись невидящим взглядом на ослепительное солнце. Из этого может получиться хорошая драма. Этот исторический эпизод будет пересказываться и обрабатываться, пока окончательный вариант с тщательно подобранными словами не войдет в «Сагу Семи Солнц».
– Мы не знаем, как началась эта болезнь. На Кренне среди ученых были в основном специалисты по сельскохозяйственным наукам, они не могли провести микробиологические исследования. Уже в течение первого дня, когда был зафиксирован случай заболевания, заболело более дюжины человек, а затем заболели все те, кто ухаживал за первыми жертвами, мы никогда не сталкивались с такой жестокой, такой легко передающейся, такой опасной инфекцией.
– Благодаря тизму каждый житель колонии чувствовал, как нарастает ужас от скорости распространения болезни и от того, как первые жертвы потеряли зрение. Мы знали, что должны изолировать больных колонистов в карантине, но как мы могли посмотреть в глаза больным детям, ослепшим детям, и сказать им, что должны оставить их в одиночестве, изолировать их и лишить поддержки и помощи остальных жителей? Это казалось еще хуже, чем сама болезнь. После того, как больной терял зрение, болезнь продолжала поражать нервную систему, связанную с другими частями тела, пока, наконец, легкие не переставали дышать, а сердце – биться.
Дио'ш судорожно вздохнул.
– Затем умер представитель Кренны, и наша прямая телепатическая связь с Мудрецом-Императором оборвалась. Ослабла даже та малая часть тизма, которая приносила нам хоть какое-то успокоение. Как мы могли жить дальше? С каждой смертью паника возрастала, наши ряды редели – и соответственно слабел тизм. Очень скоро наша численность сократилась настолько, что упала ниже критической черты, необходимой для нормального существования колонии. Те из нас, кого не затронула болезнь, закрылись в нескольких оставшихся целыми зданиях, но даже здесь мы допустили ошибки, и болезнь проникла внутрь. Мы сжигали погибших, надеясь, что этот огонь хотя бы символически вернет свет.
Он посмотрел в глаза Вао'шу так, словно хотел попросить своего наставника заново переписать всю эту историю.
– Мы не знали, что нам делать! Мы оказались парализованными, а чума продолжала распространяться.
Вао'ш дотронулся рукой до запястья собеседника:
– На сегодня достаточно, Дио'ш.
Вао'ш тяжело перевел дух, мысли у него путались. Он прекрасно понимал, что чума на Кренне и эвакуация целой колонии Должны превратиться в важную часть Саги, и все же его обуревали сомнения: можно ли включать в эпос столько ужасных подробностей, опасаясь, что это может вызвать панику.
– Я думаю, что на первое время вам надо будет немножко поработать со мной, – предложил Вао'ш. – Мы с вами будем рассказывать истории со счастливым концом – например, историю Бобри и Серебряного шара. Детям она очень нравится, а я люблю забавлять детей. Вы тоже, наверное, найдете это довольно успокаивающим.
Весь вид Дио'ша говорил о том, что он находится в сомнении и замешательстве.
– Я бы предпочел какое-то время вести тихий образ жизни, находиться рядом с соотечественниками, но не общаться с ними. Сейчас из меня не получится хорошего затейника для детей. Возможно, мне лучше подумать о преподавательской работе.
Вао'ш нахмурился, и его недовольство выразилось в стойких красках на его мясистых наростах.
– Наши коллеги не смогут с такими подробностями пересказать эту историю. «Сага» записывается, но она записывается с воспоминаний очевидцев, Дио'ш. Наша задача – сплести рассказ и таким образом воспитывать наш народ. Заставить жить эти легенды и рассказы. Не дать им забыться. Все илдиранцы могут слышать песни и представлять себе события, но подарить их им должны мы. Для этого мы и существуем.
– Для этого мы и существуем, – повторил Дио'ш, и его плечи опустились, – однако иногда это бывает очень трудно.
39. ДАВЛИН ЛОТЦ
Илдиранцы развернули строй и улетели с Кренны, оставив колонию на разграбление. Ганза заплатила Мудрецу-Императору изрядную сумму, чтобы поменять статус этой планеты и на полных правах обосноваться здесь, в признанных границах Илдиранской империи. Для Ганзейской Лиги уже обжитая планета воистину была нечаянной радостью. Мудрец-Император рассматривал полученное за нее вознаграждение как неплохую компенсацию.
