на подушку и прикрывает глаза — я всё думал ты притворяешься, под дурочка косишь, несчастного, чтобы тебя Галина пожалела. Идиот — усмехается, но тут же морщится и прижимает руку к левому боку.
— Что у тебя слева? Всё время руку жмёшь.
— Шов, болит зараза. Двигаться не даёт совсем — тяжело выдыхает.
— Может обезболивающее поставят?
— Не хочу, так потихоньку привыкну, наверное.
— А что врачи говорят?
— Швы снимут и на волю — усмехается морщась.
— Понятно, а если серьёзно. С глазами что?
Он меняется в лице.
— Карма. Можешь выдыхать, за тебя сама судьба отмстила, как видишь.
— Как был клоуном, так и остался! Может, хватит паясничать, а пора жить нормально. Встреваешь вечно в передряги. Так и башку оторвут, не заметишь.
По его лицу пробегает волна боли. А меня прорывает, я столько лет молчал, а сейчас подвернулся случай всё ему сказать.
— Не твоё дело — его голос звучит надломлено.
— Не моё! Ты столько лет измывался надо мною! Бил, обзывал, унижал! Я же козлом отпущения был для тебя. Только скажи за что? Ведь я тебя и пальцем не тронул. У тебя была семья! У тебя есть братья! Тебя они боготворят! Вот только что ты сделал для них? В какую жизнь окунул, драться и воровать научил?! Из ада никак не выберетесь! Хотя сам мог жить по-другому и их научить. Всё могло бы быть по-другому.
— Уходи — Петька говорит хрипло и начинает задыхаться.
Что с ним?
— Петь!
Он шарит рукой по подушке и берёт маску в руку, тянет её к лицу, перехватывая другой рукой. Делает вдох, не выходит, словно нет кислорода.
— Включить — доходит до меня, что надо включить прибор.
Осматриваю его, где кнопка то? Нахожу её, слава Богу и нажимаю. Аппарат начинает тарахтеть как компрессор, и Петька делает первый нормальный вздох, слава Богу.
Выдыхаю спокойнее, а то за какие-то секунды такая паника в душе поднялась. Ведь я не специально и даже не думал, что мои слова так подействуют на него. Ведь он всегда был чёрствый и не воспринимал меня никогда.
После пятого вдоха Петька убирает маску от лица.
— Выключить? — спрашиваю.
— Да…
Нажимаю на кнопку выключения.
— Спасибо, что помог — говорит тихо.
Он. Мне. Говорит СПАСИБО?!
— Ты прости, я перестарался — оправдываюсь зачем-то.
— Ничего, я заслужил — поражает меня своим заявлением.
— Почему у нас всё так сложилось? — мне до сих пор не понятно.
Он молчит некоторое время. Я уже хотел встать и уйти, наверное, не хочет говорить со мною.
— Я… Я был очень сильно обижен на тебя — вдруг начинает говорить Петя — у тебя появился шанс жить по-другому. Не в аду, а у нас нет. Ни у кого.
Его слова проникают в сердце.
— Когда из больницы приехал Сашка сказал, что ты у тёти Гали теперь живёшь. Я… Я был в шоке. Почему не с нами? Почему именно ты. Почему она нас всех не забрала к себе. Почему именно ты оказался особенным? — он тяжело выдыхает — и я. Я очень злился на тебя, когда нам доставалось от отца с Сашкой, когда старался защитить Федьку маленького и всегда почти задавал себе один вопрос «За что мне всё это?». Но ответа не находил. А когда видел тебя с Галиной, как она поправляет на тебе рубашку, как она относится к тебе. Меня, наверное, переклинило. Я начал ненавидеть тебя. Думал ты дурак, и ничего не понимаешь. Не ценишь того, что вокруг тебя совсем другая жизнь, не наш ад.
Что им пришлось пережить всем…
— Прости, что не остался с вами — само слетает с языка.
— А ты бы остался? — удивляется.
— Я бы постарался, чтобы Галина Петровна помогла нам всем, если бы смог. Я не слышал, не разговаривал, жил в своём мире. Я даже подумать не мог, что вы варитесь в таком аду каждый день.
— Ещё каком — говорит хрипло.
— Надеюсь скоро всё изменится.
— Я тоже. И … прости меня за всё. Я был очень зол на тебя.
— А что изменилось сейчас?
— Сейчас ты слышишь, разговариваешь, понимаешь. И мне жаль, что ты не остался с нами, мне не хватало тебя. Ты так забавно мычал, когда кубики складывал — усмехается, но тут же морщится от боли.
— Мне тоже не хватало вас всех.
Через секунду дверь распахивается и на пороге появляются Сашка, Федька, Данька и Ванька, а за ними тихонько заходит Полина.
— О привет и ты тут — говорит Сашка и подходит к Петьке — Здорово — тихонько треплет его по плечу.
— А что так темно, день на дворе?! — возмущается Ванька и идёт к шторам.
— Стой — Полина пытается остановить его.
— Вот держи — Федька вкладывает солнечные очки в руку Пете.
— Спасибо — Петя улыбнулся и натянул очки.
— Теперь можно он в очках — возмущается Ванька и дёргает штору.
Палата, становится очень тесной, но по особенному душевной что ли, так как её наполнили близкие люди.
Данька расставляет принесённый бульон и кисель на соседней тумбочке, объясняя Пете, где что стоит. Он улыбается в ответ и мне кажется, чувствует себя счастливым. Впрочем, наверное, как и я сейчас, ощущаю себя в своей тарелке, ведь это моя семья.
Неожиданно все вздрагиваем от резкого голоса.
— Так прекрасно все в сборе! Вы сегодня же забираете все свои заявления гады, иначе пожалеете! — от голоса матери становится не по себе.
Глава 70
Полина.
Стою уже минут пятнадцать в коридоре больницы и смотрю в окно. Из Петиной палаты вроде бы не слышны крики, значит, нормально беседуют. Надеюсь, они хоть сейчас нормально поговорят за всё время.
Слышу шум в коридоре и оборачиваюсь. Бакулины всем составом идут по коридору и галдят. Выхожу к ним на встречу, хочу предупредить, что там Яша.
— Привет, что ты тут делаешь? — говорит Сашка.
— Там Яша, может, дадите им ещё немного времени или вы торопитесь.
— Ладно — говорит Федя, и они нехотя проходят к окну — а вы откуда узнали, где он? — ставит сумку на подоконник.
— На вахте сказали, в какой он палате.
— Понятно. Обещали конфиденциальность, но у нас всё как всегда! — ворчит Сашка.
— А он скрывается от кого-то? — решаюсь спросить.
— Конечно, от матери. Если она его найдёт, весь мозг проест.
— С чего это?
— Чтобы заявления забрали. Сегодня он должен был составить.
— Но он же не видит? — поражаюсь.
— Со слов.
— М. Понятно.
— Пойдёмте, а то бульон остынет —
