думал о том же.
– Он тоже врач? – спросил Петр.
– Не совсем… Он ушел с пятого курса. Знаете, Саша всегда был таким непоседой, любил путешествовать. Наслушавшись его, я отважился первый раз пересечь границу.
– А чем занимается сейчас Сан Саныч Крапивин?
– Да как всегда – путешествует. Кстати, хирургом он не стал, но нашел себя в другом. Он прекрасный травник, это была его страсть еще с института. От любой болезни вылечит. У него всегда были свои клиенты, люди состоятельные, между прочим, в разных городах страны…
Скрипнула калитка. Тонкий звук услышали все и обернулись к открытому окну. Яркий свет вспыхнул в комнате, отразился в опорожненном на половину графинчике с яблочной водкой и скрылся так же быстро, как и возник.
«Раз, два, три…» – мысленно сосчитал Гордеев.
Хлопнула входная дверь и следом близкий гром, нарастая, прокатился по всей округе. На пороге гостиной, где уже пора было закрывать окна, стоял невысокий упитанный человек, окунув лицо в яркий букет. Он вобрал его аромат полной грудью и выдохнул:
– Аа-ах! Федя, Федя, какое блаженство!
Все еще жмурясь от удовольствия, он отнял букет от лица. Гость постоял с цветами в руке, точно первоклассник, оглушенный первым звонком и разом оробевший, готовый вот-вот упасть в обморок от головокружения. Побледнел, покачнулся и ухватился рукой за косяк.
– Саша, эти молодые люди, мои гости, кажется, тебя знают, – пробормотал Скороходов. – Что с тобой, Саня?
Гордеев многозначительно покачал головой:
– Здравствуйте, Сан Саныч, сколько лет, сколько зим!
Колобок стоял бледный, увядающий на глазах, как лепесток отцветающей ромашки, готовый сорваться на ветру, и торжественно молчал.
– Что ж это с вами? – продолжал Гордеев. – Меня вы, конечно, узнали. Целый месяц прекрасного отдыха на черноморском берегу. Так идите же сюда, присаживайтесь. Выпейте с нами превосходной яблочной водки, которую готовит Федор Иванович. А впрочем, наверное, вы знаете о его винодельческих талантах…
– Это что же, он? – тихо спросил Алексей.
Его стул громко отъехал в сторону.
– Он самый, – кивнул Гордеев. – А этого молодого человека вы не узнаете, Сан Саныч?
Но Сан Саныч смотрел на стол, где лежали восковая голова и руки. Он ничего будто не слышал. Наконец Колобок рассеянно поднял голову и взглянул на подступавшего к нему Алексея.
– Это брат Даши Погодиной, – ледяным тоном продолжал Гордеев. – Тут вроде как все родственники собрались, не так ли?
Скороходов смотрел, как с каждой секундой менялась мизансцена, и каждый ее вариант становился все более непонятным, запутанным и зловещим.
– Вы… родственники? – Он скорее обратился к своему другу, чем к остальным, но, не дождавшись от него ответа, взглянул на Гордеева. – Родственники?
– Не подходите, – пролепетал Колобок, в упор глядя на Алексея. – Я вас боюсь… Слышите?
Тот кивнул:
– Я хочу знать, как все было? И где она сейчас?
– Не знаю, ничего не знаю…
Колобок метнулся в прихожую, но Алексей Погодин, зарычав, прыгнул за ним.
– Куда, оставь ружье, сука! – громко крикнул он.
Двое мужчин, оставшихся в комнате, услышали тяжелый хрип. Вновь раздался вопль Алексея:
– Кусаться! – а следом плотный и размашистый шлепок.
– Федя, спаси! – кричал Колобок. – Он меня убить хочет!
И снова тяжелый хрип, и следом – еще один шлепок. Мат-перемат Алексея Погодина и его тяжелое:
– Оставь ты ружье, козел! Прибью ведь!
Скороходов вскочил с места и так же быстро сел, обмерев. Гордеев быстро шагнул к порогу, но Алексей Погодин уже вволок в гостиную тяжелый и брыкающийся мешок, который назывался Колобком, или Сан Санычем, или дядюшкой, что было уже все равно.
Вдвоем они усадили его на стул. Гордеев ткнул пальцем в восковую голову:
– Это – состав преступления, Сан Саныч. Или как вас там еще. – Он обернулся к Скороходову: – Я вам не соврал в самом начале. Мы охотились на кабана – вот и он. Наш старый подлый кабанчик. – И вновь обратился к Колобку: – Я шел за вами по пятам все эти месяцы. Мы шли. Я знаю все: утонувшая девушка Даша Погодина, два браконьера, морг. Скороходов-младший, ныне покойный, и Маркуша предельно точно выполнили ваше указание: родителям подсунули восковую куклу, а тело девушки вы увезли с собой. Как видите, я не побрезговал произвести эксгумацию.
– Постойте, а при чем тут мой Боря? – встрял в разговор Федор Иванович. – Постойте… Боря?
– Спустя две недели вы увезли Дашу, или то, что от нее осталось, из Мохова. Куда – не знаю, да это и не важно. Главное, она превратилась в Еву Чернышеву, мою жену. Ряд убийств в Предтеченске, похищение денег, ее фото на одном из снимков. Она хранила их в ящике своего стола. Смерть частного детектива Зорина и директора завода Карпова из Лощинска, которого вы отравили с помощью своей бабы Нюры. Да-да. И многое другое… Вам не оправдаться. Ни перед людьми, ни перед Богом. Громко сказано? Отлично сказано! – кивнул он самому себе. – А теперь скажите… с кем я жил все это время? Кто моя жена – Ева?!
Колобок устало поднял на него глаза:
– Федор Иванович рассказал вам о своей поездке в Африку? Вы должны были вывести его на этот разговор?
– Да, только что… Говорите.
– И он рассказал вам о племени наори? Обо всем, что увидел там и узнал?
– Он рассказал о главном.
Колобок зло усмехнулся:
– Ну так догадайтесь сами.
– Скажите мне вы…
Сан Саныч покачал головой и тихо засмеялся:
– Вы жили с призраком, уважаемый Петр Петрович. С восставшей из мертвых. Почти целый год вы жили с зомби.
Гордеев, поглядев в перекошенное лицо Колобка, отвернулся.
– Господи, – прошептал он. – Это же чудовищно…
– О чем вы говорите? – Скороходов в упор смотрел на своего друга. – О каком зомби?.. Саша, я не понимаю…
– Все вы – ничтожества, – махнул рукой Сан Саныч, взял первую попавшуюся стопку, наполнил ее до краев кальвадосом и легко опрокинул. – Фу! И вы, господин Гордеев, и вы, молодой человек, и ты, Федя, тоже ничтожество… Силы земли так велики, так огромны, они повсюду, но только единицам дано их понять. А вот я в них верил всегда! И поклонялся им, да, поклонялся! Ты, Федя, был свидетелем великого действа, но не захотел попытаться повторить его сам! А почему? – Колобок вскочил с места, точно под ним была стальная пружина, и потряс толстыми кулачками. – Почему?! Все, на что тебя хватило, это удивиться, испугаться и потом рассказывать о чуде таким вот слушателям, – он ткнул пальцем в Гордеева, – которые тебя же называют между собой спятившим стариком! Эти молчат только потому, что сами влипли! Как это ты сам еще до сих пор не поверил,
