Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
В Нью-Йорке и южной части Новой Англии дела обстояли немногим лучше. Горы Кэтскилл были покрыты снегом. Тысячи перелетных птиц покидали замерзшие леса и устремлялись в Нью-Йорк, где замертво падали на улицах. В Южном Виндзоре, штат Коннектикут, преподобный Томас Роббинс, который был еще и фермером, читал пастве притчу о неплодной смоковнице (Лука, 13:6–9). Владелец виноградника пришел сорвать плоды со смоковницы на своей земле, но не нашел их и приказал срубить дерево. Виноградарь убеждал его оставить ее и срубить на следующий год, если она вновь не принесет плодов. Иными словами, говорил он, будьте терпеливы, ибо это несчастье пройдет.
Холода отступили, и фермеры по всей Новой Англии вновь начали сеять. Менее чем через месяц второе похолодание, уже не такое сильное, принесло морозы в штат Мэн. Многие озера на юге Канады все еще были покрыты льдом. Повсеместная гибель посевов создала опасность нехватки сена на будущую зиму. Газеты призывали фермеров сеять еще раз и писали о возможных заменителях зимнего фуража, таких как картофельная ботва. Остаток июля и начало августа выдались теплыми и похожими на обычное лето, если не считать продолжительной засухи. Неугомонный Томас Роббинс благодарил провидение за чудесную перемену, но беспокоился из-за отсутствия осадков. Он провел «торжественный и увлекательный молебен» о дожде 20 августа. На следующий день пошел ливень, совпавший с внезапными заморозками, которые фактически похоронили все надежды на приличный урожай. Если бы морозы ударили на две недели позже, урожай мог быть превосходным. Но, несмотря на аномальную погоду, многим фермерам жилось неплохо. Житель Вермонта Хайрем Харвуд скосил сено в начале августа, к 23 августа у него созрела озимая пшеница, а через несколько дней – овес: «…такой прекрасный урожай овса нечасто увидишь»[227].
В Нью-Хейвене последние весенние заморозки случились 11 июня, на 20 дней позже, чем в любой другой год десятилетия. Первые осенние заморозки наступили на 35 дней раньше, 22 августа. Даже без странных июльских морозов вегетационный период в 1816 году был бы на 55 дней короче обычных 155 – в основном из-за извержения Тамборы на другом конце света.
Пока многие фермеры спасали фрукты и овощи, хуже всего тем летом пришлось кукурузе – основному продукту Новой Англии XIX века. Не более четверти урожая кукурузы 1816 года годилось в пищу человеку. Остальные початки были незрелыми и заплесневелыми, едва пригодными для коров или свиней. В небольших сельских общинах всегда не хватало денег, а неурожай усугублял их нехватку с наступлением зимы. Многие приходы Квебека остались без хлеба и молока. Газета «Галифакс Уикли Кроникл» писала, что бедные фермеры в Новой Шотландии влачат «жалкое существование, отваривая дикие травы, которые едят с молоком; счастливы те, у кого еще есть молоко, кто не израсходовал его на свои нужды ранее»[228]. В Сент-Джонсе (Ньюфаундленд) 900 мигрантов были отправлены назад в Европу, потому что в городе не хватало еды. Губернатор Нью-Брансуика запретил вывоз хлеба и перегонку всех видов зерна в спирт.
Цены на все продукты питания взлетели до небес. Зерно для посева из уцелевших хозяйств на севере Новой Англии стоило до 4 долларов за бушель – и фермеры были рады приобрести его пусть даже по такой безбожной цене. Картофель в штате Мэн подорожал с 40 центов за бушель весной 1816 года до 75 центов в 1817-м. Финансовое состояние Томаса Джефферсона было настолько подорвано плохим урожаем в Монтичелло, штат Вирджиния, что он был вынужден занять у своего управляющего 1000 долларов – огромную по тем временам сумму. Еще южнее, в Северной и Южной Каролине, урожайность зерновых местами была на треть ниже нормы.
Последствия холодов 1816-го ощущались еще много лет. В то время как федеральное правительство мало чем помогло в условиях кризиса, Законодательное собрание штата Нью-Йорк признало необходимость совершенствования транспортной инфраструктуры для доставки продовольствия из одних районов в другие, что в то время было возможно только при помощи простых телег. В апреле 1817 года началось строительство Канала Эри, который должен был соединить реку Гудзон с Великими озерами; 523-километровый канал был торжественно открыт 25 октября 1825 года. Однако перевозить грузы на баржах было долго и неудобно, поэтому водный путь вскоре был вытеснен на второй план железными дорогами.
* * *
Продовольственный дефицит 1816–1817 годов стал последним поистине масштабным бедствием подобного рода в западном мире. Он затронул огромные территории от Османской империи и Северной Африки до Швейцарии, Италии, Западной Европы и даже Новой Англии и Восточной Канады. Причиной кризиса стали не только катастрофические неурожаи, но и резкий рост цен на продукты питания в период политической и социальной нестабильности после наполеоновских войн.
На Западе основной причиной смертей стал не сам голод, вызванный чередой очень холодных лет, а тяжелые социально-бытовые условия. В Швейцарии уровень смертности в 1816 году был на 8 % выше, чем в 1815-м. Годом позже он вырос на 56 %. В Англии и Франции эти показатели были не такими пугающими, поскольку там были приняты некоторые эффективные меры для сдерживания цен на продовольствие. Как и в 1740 году, большинство людей умирали от инфекционных заболеваний из-за ослабленного недоеданием иммунитета. Историк Александр Столленверк цитирует дневник одного из современников: «Многие умерли если не от голода, то по крайней мере от недостатка и плохого качества пищи… Та дикая зелень, что растет на полях, могла бы стать хорошим подспорьем, но мысль о том, чтобы есть траву, как животные, приводит этих людей в ужас»[229]. Обнищание населения Италии, Швейцарии и Ирландии способствовало высокой смертности в этих странах, главным образом от тифа и болезней, вызванных голодом. «Ужасно видеть, как ходячие скелеты с жадностью набрасываются на самую отвратительную и противоестественную пищу – трупы животных, листья крапивы, корм для коров и свиней»[230].
Неурожай 1816 года вызвал в Британии эпидемии сыпного и возвратного тифа. В 1818 году в Глазго из 130 тысяч жителей заболело 32 тысячи, 3500 из них умерло. Вспышка тифа среди рабочих шелковой фабрики в лондонском районе Спиталфилдс осенью 1816 года быстро распространилась на бедные кварталы города. Богадельни были переполнены «полуголодными существами, многие из которых получили свой единственный шанс на спасение только потому, что спали на близлежащих улицах и уже были больны лихорадкой». Томас Бейтман, главный врач лондонского Дома исцеления, выдвинул теорию, что инфекции служат индикатором состояния экономики и что «недостаток пищи стал главной причиной эпидемии»[231].
Когда холодные весна, лето и осень с нескончаемыми дождями пропитывали влагой дрова и торф, из-за чего становилось трудно поддерживать огонь в очагах, ирландские бедняки толпами пытались согреться в грязных лачугах и благотворительных столовых. При этом они неизбежно передавали друг другу экскременты тифозных вшей. Зараженная фекальная пыль прилипала к шерстяным плащам и одеялам, которые нередко были единственными теплыми вещами бедняков. Зимой 1817/18 года в Ирландии эпидемией было охвачено 850 тысяч человек.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
