переправляться на технике, придётся зачистить охрану. У меня на это сейчас не было сил. Я был полностью вымотан и выжат словно лимон. Мне хотелось одного — спать. И очень-очень болели голова, лицо, нога, рука, плечо, рёбра и спина. Преодолеть же в таком состоянии реку вплавь, да ещё и с железякой, которая весит довольно много, было слишком трудно, если вообще возможно.
«Нет, наверное, как-нибудь, при помощи плота или деревяшек я, будь у меня свободное время и возможность, возможно, и смог бы всё это добро доставить на другой берег, а затем и в Новск. Но вот ни времени, ни возможности как раз у меня и не было. Никто бы не дал мне беспрепятственно у них под самым носом устраивать переправу их же миномётов», — прекрасно понимал я.
Одним словом, столь лакомые для наших войск трофеи вывезти отсюда я не мог. А потому даже думать об этом перестал, чтобы не забивать себе голову.
А вот уничтожить их или вывести из строя не только было можно, но и нужно. Постарался сосредоточиться на этой идее и, в конце концов, я придумал способ, как именно мне можно уничтожить миномёты. Обычные противопехотные немецкие гранаты «Stielhandgranate», которые были у уничтоженных мной минометчиков, как при себе, так и хранились в ящиках, лежащих у командного пункта, как нельзя кстати, подходили для этого.
Нашёл и забрал два десятка гранат, пистолет-пулемёт MP-40, винтовку Маузера, патроны к ним и отнёс всё это метров на пятьдесят вглубь леса, чтобы не повредить возможными осколками после взрывов.
После того, как с этим делом закончил, вспомнил про лошадь: «Не убежала ли?»
Оказалось — нет. Манька, очевидно, к выстрелам уже привыкла и спокойно паслась у деревьев, щипая траву.
— Красавица, — сказал я, доковыляв до неё, — а ты меня немного не покатаешь?
Боясь, что взрывы гранат могут испугать животину, и та убежит, решил отвести лошадь подальше. Взял из ранца Фрица верёвку, отвёл лошадь на сто метров вглубь леса, и примотал один конец к уздечке, а другой к толстому суку берёзы.
— Вот. Жди здесь. А то ускачешь, и тогда мне придется идти до позиций артиллеристов пешком. Да ещё и гранаты на себе тащить', — сказал я ей.
Вернулся к миномётам и не спеша (а как бы я мог спешить, если еле-еле ходил) по очереди полностью или частично уничтожил каждый из миномётов. А уничтожал я их очень простым способом. Подходил к стволу, кидал туда гранату и, насколько мог быстро, отбегал в сторону. После чего падал на мокрую землю. Раздавался взрыв и появлялся дым. А когда он рассеивался, я уже видел полностью уничтоженный миномёт.
К слову сказать, гаубицы я собирался вывести из строя точно таким же образом.
Закончив с миномётами, пошёл в лес. Перекинул через плечо и голову ремень винтовки, на шею повесил MP-40. Ранец, в котором лежали гранаты, карты, бинты, патроны и фляга с водой, привязал верёвкой к Маньке, обмотав оную вокруг тела. А потом попробовал на неё залезть.
И нужно сказать, что задача для меня была почти невыполнимая. Лошадь была без седла, и взобраться на неё было бы очень тяжело, даже если бы я не был раненым и контуженным. Ну а сейчас, в еле-еле живом состоянии, это было попросту невозможно сделать.
Не знаю, была ли Манька когда-либо ездовой лошадкой или всю жизнь трудилась запряжённой в телегу, но она на мои попытки понять ногу и, подпрыгнув, перекинуть её, реагировала спокойно и лишь иногда, удивлённо глядя на меня, произносила: «П-ф-р-р!»
— Ну, ничего. Не получилось так, попробуем по-другому, — пообещал я лошади и повёл её к пустым ящикам из-под мин.
Они были сложены чуть позади миномётной позиции. Используя их как помост, сумел-таки с первой попытки забраться на Маньку. Однако забраться на вьючное было лишь малой толикой всего процесса. Тот, кто когда-нибудь сидел на лошади без седла, должен понять, что за ощущения мне предстояло испытать при поездке. И не только во время, но и особенно на следующий день, если конечно к тому времени я останусь ещё в живых. Так вот, если останусь, то как минимум передвигаться пешком я вряд ли смогу с неделю, потому что все ляжки у меня, скорее всего, будут стёрты в кровь.
Однако сейчас думать о некоем эфемерном завтра было как минимум глупо. На данный момент времени для меня было актуально только слово «сегодня». И в этом настоящем сегодня мне предстояло каким-то образом попробовать добраться до гаубиц.
Слегка похлопал лошадь по шее и, как мог, скомандовал:
— Но!
Однако ничего не произошло. Манька «фыркнула», но с места не сдвинулась, так и оставшись щипать травку.
— А я говорю: но! — громче просипел я.
И на этот раз придал весомость своим словам несильным шлепком по боку лошади.
Это тоже не возымело никакого эффекта. Было очевидно, что транспортное средство либо мои команды не понимает, либо игнорирует.
И тогда я взмолился:
— Ну, Манька, ну пошла.
И это возымело эффект. Лошадка подняла голову и двинулась вперёд.
«Точно, именно так ей вроде бы и говорил, когда мы минную ловушку готовили», — вспомнил я момент, когда мы с ней из Новска к лесопосадке не единожды ходили.
Одним словом, лошадь пошла и это было уже кое-что.
Дёргая за уздечку, я стал выправлять нужный курс, при этом помогая словами: «Правее!» «Левее!» «Не туда!» «Стоять!» и «Молодец!»
И вскоре мне таки удалось показать лошади правильное направление, и мы, выехав на тропинку, направились к гаубицам.
Расстояние было не таким уж и большим и должно было занять совсем немного времени, но нормально преодолеть его нам не удалось.
Где-то посредине дороги меня начало тошнить. Не знаю, из-за чего это произошло. Может быть, меня укачало от столь непривычной езды, но скорее всего, это отозвались последствия неоднократных контузий. И когда меня начало рвать, поездку, разумеется, пришлось приостановить.
Но на землю сваливаться мне было нельзя. Я помнил, что забраться на лошадь самостоятельно уже не смогу. А потому, превозмогая себя, продолжал путь, боясь, что меня в любой момент может вырвать. Дотянулся до ранца, глотнул воды. Вроде бы полегчало. Посмотрел в сторону гаубичных позиций, прикидывая оставшееся до цели расстояние.
И был очень удивлён тому, что заметил, в той стороне движение, которого, по идее, там пока быть не должно.
Глава 22
Галопом по Европам
Штаб полка Вермахта
