восточные ламеллярные доспехи были далеко не единственными – хотя и наиболее дорогими – типами защитного вооружения в византийской армии этого периода. Как показывают изображения, упомянутые типы доспехов могла заменять обычная кольчуга или же «эпилорикий» – доспех из стеганой ткани, называвшийся в Европе «гамбезон», либо «неурон» – доспех из войлока. «Тактика» Льва VI (X век) предписывала клибанофорам – отборному отряду тяжелой конницы – надевать стеганный «эпилорикий» на кольчугу. Стеганный «эпилорикий» имел ряд преимуществ по сравнению с «клибанионом» или ламеллярными доспехами восточного происхождения. Этот доспех был дешев и быстр в изготовлении. Ношение стеганного доспеха облегчало действия византийского солдата в условиях жары и согревало его во время стужи. Возможно, болгарские воины на миниатюрах Минология Василия II (Ms. Vat. gr. 1613) облачены именно в стеганные доспехи. Такие доспехи активно использовались также для изготовления конской защиты. В ряде источников содержатся описание, позволяющие представить византийский конский доспех X–XI веков как сочетание стеганной защиты коня и металлического налобника.
Византийская армия на марше. Миниатюра из рукописи «Мадридского Скилицы», середина XII в.
В XI–XII веках в византийской армии господствовали различные варианты фригийского шлема, известного в регионе еще со времен эллинизма. Фригийский шлем нередко снабжали защитной маской, например, норманны в южной Италии. Такие шлемы встречаются на миниатюрах рукописи «Мадридского Скилицы», где головы византийских стратиотов прикрыты шлемами фригийского типа или, порой, башлыками, обтянутыми чешуей. Одним из сохранившихся вариантов средневекового фригийского шлема является упоминавшийся шлем из Браничево (Сербия) XII века. Наряду с фригийским шлемом в византийской армии использовали шлем «кассидион», снабженный султаном, кольчужной бармицей «дзаба»[304], а позднее маской-личиной. Подобные личины византийского происхождения известны по археологическим находкам на территории домонгольской Руси, в частности в Серенске и Изяславле; также аналогичные личины кочевнического происхождения известны благодаря находкам фрагментов из Ротмистровки, личины из Херсонеса – благодаря кочевническим шлемам с личиной из погребений у села Ковыли и у села Липовец[305]. Некоторые сообщения Анны Комниной, упомянутые выше, дают основание предполагать, что в византийской армии времен императора Алексея Комнина получили распространение кочевнические боевые наголовья с личиной или кольчужной бармицей, аналогичные кочевническим шлемам из погребений у села Липовец и у села Чингул[306].
Шлемы, напоминающие «кассидион», присутствуют на миниатюрах «Мадридского Скилицы». Не исключено, что византийские солдаты еще употребляли в XI веке старые шлемы «шпангельхельм», относящиеся к типу шлема из Torricella Peligna, распространенные в ранневизантийскую эпоху. Позднее, в XIII веке, в византийской армии появится новый специфический тип шлема, известный как «греческий колпак». Данный шлем представлял собой металлический колпак, снабженный круглыми полями. По-видимому, к шлему часто прикрепляли кольчужную бармицу, закрывавшую лицо и шею. Экземпляр такого шлема с Деисусным чином и легендами на греческом языке (без бармицы) хранится в собрании Оружейной Палаты в Москве. Благодаря «Мадридскому Скилице» мы узнаем о том, что византийские воины часто использовали круглые щиты с умбоном, характерные для вооружения вендельской эпохи и эпохи викингов.
Император Феофил со свитой. Миниатюра из рукописи «Мадридского Скилицы», середина XII в.
Наступательное оружие солдат Византийской империи в целом было идентично западноевропейскому. На основании материалов изображений «Мадридского Скилицы» и Псалтири Василия II можно сделать вывод о том, что главным оружием нападения в византийской армии, как и на Западе, было длиннодревковое копье для конного боя. У бедра воин носил меч, представлявший собой тот или иной вариант каролингского или романского меча, изготовленного франками или немцами. Большую популярность у византийских катафрактов имело оружие ударного дробящего действия, в частности, булавы с тремя, четырьмя или шестью гранями. Такая булава, в частности, хранилась Дигенисом Акритом в специальном чехле. Булавы представляют собой довольно частую находку при раскопках византийских городов на Балканах или городов Древней Руси. Кроме меча и булавы византийские катафракты нередко имели на вооружении «парамирион» – однолезвийный палаш, возможно, заимствованный еще в VI–VII веках у аваров и ставший прообразом сабли[307]. Важным атрибутом византийского стратиота был композитарный лук гуннского типа со стрелами, описанный в начале «Истории войн» Прокопия Кесарийского. Как правило, каждый клибанофор и катафракт имел лук и колчан со стрелами. В этом проявлялась особенность старинной византийской тактики, сочетавшей гото-аланский способ атаки с копьем и мечем и гуннский способ атаки с обстрелом противника из лука.
Три столетия спустя после смерти Анны Комниной, на исходе Средневековья, когда западноевропейские рыцари давно забыли о Константинополе, а Византия отсчитывала последние годы своего существования, в Дижон ко двору Филиппа Доброго (1419–1467), герцога Бургундского, прибыл посол византийского императора Иоанна VIII Палеолога (1425–1448) по имени Феодор Каристос. Рыцарь Оливье де Ламарш (1425–1502), на протяжении многих лет служивший герцогу Карлу Смелому (1466–1477), описал византийского посла в своих «Мемуарах». По его словам, «греческий рыцарь» был чрезвычайно искусен во владении оружием. После вручения официальной ноты от императора, содержавшей просьбу о помощи против «великого турка», Феодор Каристос продемонстрировал бургундским рыцарям чудеса джигитовки. В частности, Оливье де Ламарш отмечает, что византиец поразил присутствующих на турнире мастерской стрельбой из лука с седла, которую он вел на полном скаку, сжимая в зубах собственную бороду[308]. Вероятно, в последние десятилетия существования Византии небольшая армия Константинопольского императора в сфере вооружения и тактики уже представляла собой копию османской армии, хотя и была разбавлена каким-то количеством итальянских и каталонских кондотьеров. Похожие тенденции, по мнению специалистов, имели место в это время и в Московском государстве, где примерно со второй половины XV века тяжеловооруженная латная княжеская дружина европейского типа уступает место более массовой дворянской коннице, оснащенной по татарскому образцу. На исходе Средневековья кочевнические традиции, описанные еще Прокопием Кесарийским, определяли характер византийского военного искусства, по всей видимости, в несравненно большей степени, чем в эпоху Анны Комниной, в описанный нами период вестернизации византийской военной знати под влиянием варягов, норманнов и англосаксов.
Автор хроники мессира Жака де Лалена (1421–1453), возможно, Жорж Шателен (1405/1415–1475) – еще один рыцарь герцога Карла Смелого, рассказал о новом посольстве некоего рыцаря из Константинополя, который был посланником последнего византийского императора Константина XI Палеолога (1448–1453). Посольство прибыло в Шалон ко двору герцога Филиппа Доброго. Византийский посланник и двенадцать его спутников были одеты «по греческой моде» (a la mode gregeoise)[309]. Возможно, под этим следует понимать не столько статскую или придворную одежду ромеев, сколько специфические византийские доспехи – «клибанион» с птеригами и «эпилорикий», шлем типа «греческий колпак» с бармицей, – удивившие бургундских рыцарей, облаченных в «миланские» и «готические» латные доспехи, шлемы арме и салады.
Кочевнический шлем из
