ближе к ужину. Совсем как встарь — в комнате «с сохранением» на третьем этаже. Хлебнув оздоровительного, спустился вниз, где тут же был отловлен Меченым и Жюстиной. Они хотели немедленно выкупить мою долю в таверне, если она мне не нужна.
— Остальные уже продали, — сказал Меченый. — Торн и другие волколатники — почти сразу. Айк — недавно. Побывал здесь, как теперь понимаю, перед вашей встречей в Зальме. Сошлись мы с ним на средней цене: не дорого и не дешево. Хочешь — последуй его примеру. Не хочешь — вноси поправки.
— Давай так же, — ответил я, слегка удивленный. После всего, что было сказано вчера, предложение показалось мне неожиданным. Но, наверно, у пары есть какие-то резоны. — Лишнего мне с вас не надо, а в уступках, вижу, вы не нуждаетесь. Дела идут в гору, э-э?
— Отлично дела идут! — подтвердила Жюстина. — Мы тебе вчера не сказали: сосед наш, Глен, в «Дубах» не усидел. И вообще на Разбойничьем тракте. Не простили ему здесь бездействия во время штурма «Гавани». Пусть скажет спасибо, что жив остался… Короче, его таверна теперь тоже наша. Лишней не будет — есть кому по наследству оставить. Или в приданное сгодится.
Умолкнув, она скосила глаза вниз и самодовольно погладила округлившийся живот. Еще вчера все уши мне прожужжала, что уверена: будет дочка. Причем, конечно, самая лучшая на Аусанге. А потом у них с Меченым появится еще много дочек и сынков, а то два пасынка — это слишком мало.
Я в который уже раз с момента приезда почувствовал себя последним засранцем. Таким, какого еще поискать — и не факт, что найдешь. Каждому ведь притащил что-то из похода к центру Гинкмара. Не забыл ни соратников Меченого, когда-то бандитствовавших с ним, а потом оставшихся при «Гавани», ни первых лавочников-перебежчиков из «Дубов», коих когда-то встречал и размещал тут лично. Даже едва знаемые, кого по именам не всегда мог вспомнить сразу, не остались без сувениров на память. Одна Жюстина ничего не получила. И это — после уже имевшей место истории с Ноэлем и фиалом с кровью лешего. Тогда я посчитал, что сделал логичный, а потому правильный выбор: ведь я точно знал, что Ноэль распорядится фиалом лучше!.. Теперь мне показалось неловким преподносить подарки чужой жене. Вдруг Меченый неправильно поймет и приревнует? Вдруг неправильно поймет сама Жюстина? И только увидев ее, я понял, что можно назвать по-настоящему неправильным. Как раз такое последовательное свинство с моей стороны.
Жюстина не только не обиделась — кажется, и не подумала, что ей обидеться следует. Поняла мои мотивы. Но мне от этого было только хуже. И с каждым часом становилось еще хуже.
Особенно портилось настроение при воспоминании о том, как перед самым походом Жюстина вернула мне магический футляр Эсура. Позже я предпочел думать, что сработала носимая мною в то время Печать Справедливости: ведь футляр Жюст некогда загребла совершенно по-хамски, и я почти до самого расставания всерьез намеревался отобрать его у нахалки. Но версию с Печатью, конечно, мне подсознание подсунуло для успокоения. Печать была ни при чем. Какая там Печать…
— Тогда сразу договор и подпишем? — спросил Меченый. — А то вечером опять упьемся, и придется откладывать на завтра.
— А он у вас уже готов? — спросил в свою очередь я.
— Да, только сумму осталось вписать.
Мы прошли в комнату Жюстины. Обстановка там была примерно такая же, как когда-то у Мэлори: огромная кровать, в самый раз для любовных утех, шкаф для одежды, множество книг по магии на полках и большой стол, заваленный вощеными дощечками для повседневных записей по делам таверны, с которых все неважное периодически стиралось, а важное заносилось в лежащий тут же гроссбух.
Кроме того, на стене висело зеркало. Да такое, какие не у всех дворянок есть. В красивой резной раме, ясное, шириной в полтора локтя и высотой в рост. Увидев его, я решил дальше не тянуть. Не хотел проверять, насколько скверно станет у меня на душе завтра и послезавтра, если так и оставлю Жюстину ни с чем. Ведь есть то, что я ей подарить могу. Заодно себя примерно наказав. Пусть потом меня давит жаба, пусть ей помогает воскресший хомяк. Но сейчас…
— Обожди минуту, — сказал я Меченому, отводя его руку с договором. — Рад, что у вас с Жюстиной все хорошо. Но у меня с ней было не все хорошо, и вина в том только моя. А я не люблю чувствовать себя виноватым, и хочу исправить это. Я, видишь ли, никогда не делал ей подарков. Позволь сделать хоть один, с запозданием.
— Чего позволять-то? — развел руками Меченый. — Возьми да сделай. Не настолько я глуп, чтобы вообразить, что ты возмечтал переманить Жюстину обратно к себе.
— Иван! — поморщилась Жюстина. — Ну что ты как маленький? Зачем это теперь?
— Тебе, может, и незачем, — сказал я, открывая в интерфейсе вкладку «Инвентарь» и протягивая руки вперед и вверх. — А мне необходимо.
Короткая команда — и на голове Жюстины сверкнула белым золотом диадема эльфийских принцесс. Вспыхнули александриты, подстраиваясь под освещение комнаты. Слышал, особенно эффектны эти камни-хамелеоны в движении — на балу, в медленном церемонном танце, когда они меняют цвет непредсказуемым образом. Жаль, что Жюстине не станцевать в своей короне — Меченый разорится на покупке платья, достойного кагральского чуда ювелирного искусства. Да и в обеденном зале «Гавани» то и другое выглядело бы нелепо. Не говоря о том, что демонстрация диадемы широкой публике на Разбойничьем тракте могла привести к повторному штурму заведения кем-нибудь. Чисто ради одного трофея. Конечно, здешние обитатели стараются меж собой не ссориться. Но взаимное дружелюбие держится лишь до тех пор, пока ставки не взлетают слишком высоко.
— Ты охренел? — спросил Меченый, округляя глаза.
— Нет, — ответил я, разворачивая Жюстину к зеркалу.
В сочетании с ее черными волосами диадема смотрелась прекрасно. А беременность только придавала картине пикантности. Как вишенка на торте.
— И-и-ва-а-ан! — протянула Жюстина и умолкла. Наверно, хотела добавить, что я охренел, но ведь Меченый только что сказал об
