с фонариками, и Миша с криком подняла руки, заслоняясь от света.
Нас похищают!? Нас берут в заложники. Меня обезглавят в проклятой пустыне, а мой отец увидит эту запись на YouTube.
— Какого хрена происходит!? — взревел Таль, вскакивая с кровати.
— Просто делай, что они говорят! — крикнула Миша.
— На пол, бл*ть! Мордой в пол!
Таль метнулся из спальни прямо в самую гущу захватчиков. Миша смотрела ему вслед, задаваясь вопросом: он храбрый или просто чертовски глупый. Раздалось больше криков, и несколько стволов были направлены прямо ему в лицо. Но он не отступил, продолжал требовать объяснений, на его лице не отражалось ни намека на страх.
Она видела, что все мужчины в масках и пуленепробиваемых жилетах. В сумраке дома они походили на двигающиеся тени. Миша закричала, когда один мужчина схватил ее за руку и начал стаскивать с постели.
— Пожалуйста! Пожалуйста, не делайте нам больно! — закричала она, когда ее швырнули на пол.
— Эй! Не смей ее трогать! — Таль развернулся и зашагал к ней.
Потребовалось четверо мужчин, чтобы остановить его и поставить на колени. Мишу прижали к кровати, скрутили руки за спину, а ноги захватчика прижали ее к месту. Она рыдала.
— Я в порядке, Таль, остановись. Просто остановись, — умоляла она.
— Эй! Я из Ансуз! Я из Ансуз! — кричал Таль снова и снова.
— Заткнись! — все, что он получил в ответ.
Его ударили? У него повреждение мозга? Почему он продолжает это говорить!?
— Посмотрите в моем гребаном бумажнике! На столе! Посмотрите! Я из Ансуз! Я с вами! — рявкнул он.
Больше споров, больше приказов заткнуться, больше настойчивых просьб Таля заглянуть в его бумажник. Ему не позволяли подняться с колен и убрать руки от головы. Один из мужчин в черном стоял позади него, удерживая Таля за руки. И, конечно же, обязательное колено в спину.
Приказы отдавались по-турецки, затем Таль начал кричать на языке, который мог быть только арабским. Ему ответили, раздались крики, и, наконец, кто-то подошел к столу.
Люди в черном взялись за бумажник Таля. Миша смотрела, как содержимое, одно за другим, летит на диван. Казалось, бумажник окончательно опустел, но потом из него вытащили последнюю карточку. Она была большой и заламинированной, намного больше обычного удостоверения личности.
Внезапно все стихло. Мужчины перешептывались между собой, передавая карточку друг другу. В конце концов, один парень ушел с ней, что-то приглушенно говоря по рации. Не то чтобы громкость имела значение, он изъяснялся на арабском, так что Миша все равно его не понимала.
— Ладно, — сказал мужчина по-английски, возвращаясь обратно. — Мы вас забираем.
Таль прорычал в ответ по-арабски, борясь со своими путами.
— Куда вы нас везете? — просипела Миша.
— Вам нужен только я! Она не имеет к этому никакого отношения! — Таль снова вернулся к английскому.
— У нас приказ. Ты можешь остаться здесь для дачи показаний. Она едет в Силиври, — заявил другой мужчина.
Мишу резко дернули, поднимая на ноги, и, как будто этого было недостаточно, Таль окончательно потерял рассудок. Он вскочил с колен, крича и сопротивляясь так сильно, что на его шее, груди и руках напряглись мышцы. К четырем мужчинам, что уже удерживали его, добавились еще два.
— Вы не можете забрать ее туда! Это гребаная тюрьма! — ревел Таль.
Тюрьма!? Я попаду в турецкую тюрьму!?
— Здесь не ты отдаешь приказы! — Парень, который, судя по всему, был главным, начал тыкать пальцем в лицо Таля. — Приказы отдаю я! Она едет на допрос! А ты сядь и заткнись!
Мишу потащили к двери, ее ноги едва касались земли, а запястья все еще были зажаты за головой. Перед сном она надела старую футболку Таля с длинным рукавом и трусики, но на этом все. Она чувствовала себя такой незащищенной. Она боролась с удерживающими ее руками.
— Нет! Нет! Я ничего не сделала! Я не хочу в тюрьму! — завизжала она.
— Я, нах*й, пристрелю вас всех! Не смейте ее трогать! Отпустите ее! — Таль сходил с ума, и ему удалось повалить одного из мужчин на пол.
— Пожалуйста! Вы не сделаете мне больно!? Меня не тронут!? — Миша заплакала.
Все кричали, но никто не отвечал, поэтому она провернула старый детский трюк. Позволила ногам обмякнуть, заставив мужчину, толкающего ее, нести ее мертвый вес. Он выругался на нее и бросил на пол. Прежде чем она успела отползти, он ее поймал, оцарапав черными перчатками ее голые ноги. Схватил за бедра и поднял на ноги, затем вцепился получше и закинул себе на плечо.
Она плакала. Таль кричал. Последнее, что она увидела, когда ее выносили за дверь, как один из мужчин в черном, вонзил приклад ружья в висок Таля.
Миша снова закричала.
* * *
Она сидела на металлическом складном стуле, ее ноги почти яростно подпрыгивали вверх и вниз. Что угодно, лишь бы избавиться от бушующего в теле напряжения. Наконец, ей это удалось, закусив губу до крови. Она все пыталась остановиться, но все терпела неудачу и продолжала кусать, приветствуя боль и медный привкус. Она держала руки сцепленными на коленях, хотя на самом деле ей нечем было их занять.
Последние восемнадцать часов ее продержали в наручниках. На ней все еще была та же одежда, в которой ее забрали, — трусики и футболка. Волосы всклокочены, как у сумасшедшей, тело грязное, и каждый мускул болел, а больше всего ее голова.
Я останусь здесь до конца жизни? Узнают ли родители, что я здесь? Посольство? Кто-нибудь? В порядке ли Таль? Боже, он должен, он должен быть в порядке. Я умру, если с ним что-нибудь случится. Пожалуйста, пусть он будет в порядке.
Мишу не поместили к заключенным, и переводчик объяснил ей, что она не арестована. Даже не обязательно, что у нее проблемы. Наручники были просто мерой предосторожности из-за ее поведения, когда ее привезли. Помнит ли она, что во время задержания укусила одного из агентов? И этот агент был вынужден нейтрализовать ее?
В переводе «нейтрализовать» — тоже получить прикладом в висок.
Агенту потребовалось наложить швы, о чем Мише часто напоминали. Она объяснила, что была напугана и расстроена из-за Таля. Она спрашивала о нем снова и снова. Где он, все ли с ним в порядке, жив ли он, что за слово кричал? Ансуз. Что это значит? Чем он занимался? Что происходило!?
Пожалуйста, пусть он не будет террористом. Пусть он будет нормальным человеком, а не террористом. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Ей сказали, что ее привезли на допрос, но никто не задал ей ни единого вопроса. Сначала ее заперли
