торбы-костяшки скал и неровные лопатки пустошей, качалась закатная багровость на западе. Ударил в грудь и лицо ветер, закрутил несчастного сыщика, как одинокую вяленую черноперку на нитке. Спаун зажмурился, застонал. Только вниз не смотреть!
…Человека болтало и крутило, он лез вверх — экономными короткими движениями, строго поочередно работая руками и ногами.
— А ты цепок! — одобрительно сказали сверху. — Башкой не стукнись. И хватайся понадежней, туг не вантовая сетка, а ющец знает, что такое наплели…
…Ячеи сетки, обтягивающей борт, Спаун не выпустил и когда лег на дно утлого трюмного короба. Рядом скорчился мертвец, потрескивал остывающий котел машины, бодро вращались непонятные штуковины, с чем-то возился озабоченный Укс. Необъятное пузо «колбасы» заслоняло темное вечернее небо — ветер теребил какие-то тряпки и порванные ячейки сети. О, боги, — Спаун зажмурился. Нет, не надо смотреть!
— И что мы теперь? — спросил сыщик у свиста ветра.
— Да ничего. Летим потихоньку, — отозвался призрачный окружающий ужас хриплым голосом бореда. — Логос-засранец внизу остался, так что всё в наших руках.
— Да?
— Э, тебя как убеждать нужно? Небось, не девка, ющец тебя зацелуй. Угля нет, якоря нет, а остальное у нас неплохо. Ушли.
— Якоря я что-то не нашел, — пробормотал Спаун, стараясь не думать о высоте.
— Может, и не было якоря. Он, наверное, равновесие нарушает.
— Так какого бубна…
— Не ори, сыщик. С разбегу много не поймешь, тут разобраться было нужно. Ты в химии и физике учен?
— Разве что по ядам и водяным ловушкам.
— Это все знают. У нас здесь тоньше. Указатели котла я пока не шибко понимаю. Да ты сядь, тебя в спину задело. Загрязнится…
Спаун ощупью сел, стараясь не особо выпрямляться. Спину действительно жгло, и сильно. Мышца задета.
— Тут бутыль. По запаху что-то вроде джина. Но только на донышке осталось. Тебе на спину брызнуть или внутрь?
— Поровну, — пробормотал сыщик и рискнул приоткрыть глаз…
Укс улыбался. Губа у него была разбита, на ухе запеклась кровь, но ведь улыбался боред. Небывалое зрелище, напугаться впору. Впрочем, Спаун и так очень боялся.
— А это у тебя что? — спросил для расслабления нервов сыщик, глядя на устройство на лбу бореда. Похоже на очки для улучшения зрения, что потихоньку входят в глорскую жизнь, но эти здоровенные, в кожаной оправе и с пучеглазыми линзами.
— От ветра мордос недурно защищают, — пояснил дарк. — Весьма удобная вещь. На ящик садись, спину гляну.
— Нет, мне внизу удобнее, — Спаун рискнул встать на колени, подставляя спину.
— Еще кровит, хотя задело по касательной. Сбрызну и забинтуем. Рубаху рвать?
— Что ж на нее, смотреть?..
Потом Спаун сидел рядом с угольным ящиком и очень неспешно допивал содержимое бутылки. Пойло было странным, но неплохим, бутылка на редкость изящна. Спину жгло, но с повязкой стало гораздо лучше. На сердце, душе, в кишечнике, и вообще везде, полегчало. Сыщик наблюдал, как Укс раздевает мертвеца: боред вытряхивал за бортом штаны покойника.
— Портки тебе велики, я заберу. А куртка тебе пойдет, — на редкость доброжелательно пояснил дарк.
— Это по-честному — согласился Спаун. — Мясо делить будем?
Укс ухмыльнулся:
— Не трясись. Сесть мы в любой момент можем, с голоду и холоду точно не околеем. Управлять «фьеколом» сейчас трудновато — котел остывает, ветряки машины не крутятся. Пока что нас ветром несет. Нужно сесть в неублевом месте, угля заготовить или хотя бы дров нарубить. С них, правда, тяга дурная.
— Ничего-ничего, сядем, углем займемся без спешки. Топор, я вижу, имеется?
— Тут кое-что толковое завалялось, — заверил Укс. — Не самый закудханный корабль нам достался.
— Ну и слава ботам. А с этим как? — сыщик показал бутылкой на сложные устройства.
— А что с этим? — удивился боред. — Придумано изящно, делалось рукастыми мастерами — в Глоре вряд ли такой котел склепать могут. Но, по сути, элементарный механизм. Логос вовсе ослеп, раз раньше никто из людей да такой простоты не додумался.
— Действительно, пустяковина, — кивнул Спаун. — Вот очки у тебя истинно редкостные.
Укс захохотал:
— Так тут еще одни очки добрые хозяева оставили. Нацепи, да глянь вниз. Если обмочишься, боги простят — тут все равно грязища, убираться пора. Эх, нет с нами Грушееда…
…Выглядывал за борт сыщик, намертво вцепившись в сетку и приседая — борт высокий, но ноги как-то сами подгибались. Мерцали близкие звезды, проплывали далеко внизу темные скалы и поляны — корабль явно относило к западу, в сторону Дарковых Пустошей. Впрочем, жуткие пустоши с такой высоты выглядели как-то несерьезно. Похоже, мир сегодня сильно изменился.
Укс проверял узел на ноге мертвеца — покойнику предстояло послужить якорем, хотя технология применения якорного механизма в новой летучей ситуации была не совсем понятна.
— Значит, это «фьекол»? — Спаун осторожно подергал сетку.
— Не знаю, как они его раньше называли, но теперь «фьекол».
— Понятно. А тебя как теперь именовать? Сэр летучий капитан?
Укс пожал плечами и показал на мертвеца:
— Этот назвался кем-то вроде кормчего или вёсельника[7]. «Я пилот, меня нельзя резать». Шутник еще тот был. Но словечко хорошее и удобное.
— Подходящее слово. — согласился сыщик. — Сэр пилот, хотел бы вам напомнить, что люди иногда должны на землю опускаться. И желательно не в виде голозадого якоря.
— Непременно, — заверил боред. — Рассветет, выберем место и опустимся. У нас есть чуть-чуть угля, для легкого маневра хватит. Полагаю, ты поможешь с заготовкой топлива. В меру сил, естественно. Не будем забывать о твоей ране. Но задачу мы помним, нужно отыскать разведчиков и сообщить о состоянии дел.
…Спаун смотрел в темноту за бортом. Очки прикрывали глаза, ветер не так чувствовался. Да, несомненно, это тот самый день, когда меняются судьбы. Как-то говорили с Леди Катрин о подобных мгновениях. Быть свидетелем такого дня и не наложить в штаны — большая удача.
Летучий «фьекол», гм. Это же какие перспективы? Нет, не будем забегать вперед….
А Укс, несомненно, счастлив. Кстати, наблюдать такие превращения — удача еще редкостнее. Летучий «фьекол» увидят многие, а вот как у бореда вновь отрастают крылья… Хороший сюжет — Рататоск наверняка извратит его до неузнаваемости, но ухватит самую суть. Да и частью гонорара она всегда делится.
* * *
— Ничего не понимаю! Писано мелко, — окончательно раскритиковала
