из них я прочёл: «История Императорского Александровского Лицея». Как я потом узнал, он вёл дело лицеистов, из коих пятьдесят человек было расстреляно и много сослано на Соловки и в другие места».
Наказание без преступления
Среди расстрелянных, о коих упоминали и Пунин, и Безсонов, – семидесятипятилетний князь Николай Дмитриевич Голицын. Последний премьер-министр Российской империи, выпускник Лицея 1871 года (!), он и в застенках сумел сохранить благородство и выдержку.
После прихода к власти большевиков Николай Голицын, прежде председатель Совета министров царского правительства, отошёл от дел государственных. Из России не эмигрировал. Жил престарелый князь более чем скромно, зарабатывая на жизнь… сапожным ремеслом. Да ещё временами охранял общественные огороды.
И хотя бывший премьер от политики отстранился, дважды он был арестован: вначале органами ВЧК, затем ОГПУ. Всякий раз князю Голицыну ставили в вину мнимую связь с контрреволюционерами: государственный деятель столь высокого ранга, по убеждению чекистов, не мог быть не замешанным в опасных для дела революции союзах. Третий арест стал для старого аристократа последним. Он проходил по «Делу лицеистов» вместе с сыном Николаем, как и отец, выпускником Лицея. Князь Голицын расстрелян в Ленинграде по постановлению Коллегии ОГПУ от 22 июня 1925 года, его сын князь Николай Николаевич сослан на Соловки, где и разделил участь отца спустя шесть лет лагерного мученичества. По счастью, вдова генерала и два других его сына – старший Дмитрий, флотский капитан 2-го ранга, и младший Александр – избежали бесславной участи и много позже нашли свой последний приют на Лазурном Берегу Средиземноморья…
Арестовали в Ленинграде и директора Лицея Владимира Александровича Шильдера. Генерал от инфантерии, участник русско-турецкой войны, кавалер боевых орденов, ранее он возглавлял Пажеский корпус, числился воспитателем великого князя Алексея Михайловича. В сентябре 1910 года назначен был директором Императорского Александровского лицея.
Остался в памяти своих воспитанников человеком чести, преданным лицейским идеалам. Его директорство выпало на столетний юбилей Лицея, что пышно отмечали в Царском Селе и в Петербурге.
Была выпущена памятная бронзовая медаль: на одной её стороне, под девизом «Для общей пользы», красовался профиль Александра I, чуть ниже – дата: «19 октября 1811», здание Лицея и надпись: «Императорский Царскосельский лицей». На другой стороне медали под строками «Тебе, наш царь, благодаренье» профиль Николая II, внизу дата «19 октября 1911» и надпись «Императорский Александровский лицей».
Отдавая дань памяти русского гения, юбилейные торжества посетил император Николай II. Тогда в праздничный день в актовом зале, стены коего давным-давно «внимали» восторженной декламации самого знаменитого лицеиста, директор Шильдер произнёс слова, что запомнились всем, кому посчастливилось их слышать: «Сила не в силе, сила в любви! Сила в единении!.. Лицейскими были и будем».
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен…
После Октябрьского переворота последний директор Лицея принял роковое для себя решение не покидать родину, остался в Петрограде. Как тонко сумел прозреть те настроения русской интеллигенции, упования на лучшую будущность Александр Блок! Строки, явленные в феврале двадцать первого, последнего его земного года…
Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
Поэтически туманный флёр спал самым обыденным и грубым образом.
…Старый директор не вынес всех мук и унижений в тюремных застенках: он умер от сердечного приступа в ту самую минуту, когда ему и его сыну зачитывался смертельный приговор. Смерть в ленинградской тюрьме избавила боевого генерала от жестокого и унизительного для него приговора. По счастью, ему не довелось стать свидетелем страшной и такой близкой будущности: сына Михаила, также питомца Лицея, выпускника 1914 года, расстреляют вместе с друзьями-однокашниками.
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Провидчески звучат ныне знакомые строчки. Будто ведомо было Александру Блоку о скорбной участи тех, чьи судьбы оказалась навечно соединёнными с именем любимца России. Пушкин – вот единственный свет в полубезумной от кровавых революций и репрессий стране и её надежда…
Спустя десять дней после ареста генерала его несчастную супругу Анну Михайловну отправят на Соловки, в концлагерь. Её арестуют вместе с племянницей Елизаветой Николаевной и приговорят к пяти годам лагерей. Правда, через два года досрочно освободят, ограничив проживание в Ленинграде и ещё пяти городах. Свердловск, где несчастная вдова найдёт приют, в список тех запретных для неё городов не входил. В августе 1928-го, тревожась за сына и ничего не зная о нём, обратилась за помощью к Екатерине Павловне Пешковой: «После долгого колебания решаюсь Вас беспокоить, обращаясь к Вам с покорнейшей просьбой помочь мне… узнать о судьбе моего единственного сына Михаила Владимировича Шильдера… Мне 73 года, осталось жить недолго, и день и ночь у меня одна мысль, одно желание – узнать, жив ли сын и где он находится…»
Екатерина Пешкова, жена Максима Горького, возглавляла с 1922 года правозащитную организацию «Помощь политическим заключённым». Единственная в советской стране организация подобного рода «прожила» до 1937-го. Екатерине Павловне приходило великое множество писем как от узников, так и от их родственников с просьбами о помощи. Она отвечала всем.
Вероятно, её краткая резолюция на письме бедной матери – «сообщить приговор сына» – стала смертельным приговором для Анны Михайловны…
Михаил Шильдер учился в Лицее под началом отца-генерала. Известен разговор, что состоялся между директором Александровского лицея и князем Олегом Романовым, лицеистом и страстным поклонником Пушкина.
– А вы куда вашего сына готовите? В Корпус? – поинтересовался августейший воспитанник.
– Я его готовлю в хорошие люди, – был ответ.
Отцовские надежды сбылись: Михаил Шильдер сумел стать достойным человеком. И нет сомнений, что и дальше бы успешно продвигался по избранной им стезе, если бы не беды, обрушившиеся на Россию.
Как и отец, он был верен лицейским идеалам, как и отец, не покинул Россию, остался в Петрограде. В октябре 1923-го Михаил писал товарищу-лицеисту Сергею Воейкову, эмигрировавшему в Париж: «Однокашников наших здесь довольно много… Мне очень хотелось бы послать тебе мои бездарные, но искренние стихотворения на 19 октября…»
Как точен в своём мироощущении Александр Блок! Как искренен и возвышен…
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
Но вот суровая правда тех прошедших будней: обширный фамильный клан Шильдеров, давным-давно обрусевших немцев, революция выкосила почти под корень. Их
