Сегодня погода была чудесная, и из своего окна я видел, как подъезжают кареты, как выходят из них нарядные женщины и одетые в парадные костюмы мужчины.
Принцессы приехали накануне, им были выделены покои в гостевом крыле.
Вчера я даже встретился с ними за ужином, мы мило поболтали. Всех их я знал. Отец давно приглядывал мне жену, так что либо девушки гостили у нас во время официальных визитов их отцов, либо я ездил с отцом с ответными визигами. Так что никаких неожиданностей не предвиделось. Девушки были милы и симпатичны, но ни одна из них не задевала мое сердце. Ведь в нем уже поселилась рыжая ведьма и для других красавиц места просто не осталось.
Но тем не менее я был учтив и галантен, хоть и старался ни одну из принцесс не выделять. Еще не хватало международного скандала! А он будет, если я начну уделять девушке внимание, а потом откажусь от предложения о помолвке. Этим я опозорю принцессу, а подобное оскорбление чревато войной, которая нам сейчас совсем не нужна. Да и вообще никогда не нужна. Нам и без войны хорошо.
Я посмотрел на себя в зеркало.
Да, признаю: я сейчас часто смотрю на себя в зеркало. И не потому, что постоянно собой любуюсь, хотя и это бывает, чего скрывать. Но больше потому, что никак не могу окончательно поверить, что мой кошмар закончился и я — человек. С руками, ногами, головой, и безо всякой шерсти.
Иногда, правда, замечаю, что по-прежнему скалюсь, когда чем-то недоволен, и этот оскал пугает придворных ничуть не меньше оскала монстроида. Но, хоть меня и забавляет их испуг, я стараюсь избавиться от этой привычки. Нужно учиться управлять людьми без звериных замашек. Отец же не скалится, а попробуй его ослушаться. Мне и то это удается с трудом, и лишь потому, что я его сын и знаю, что он меня не казнит и на каторгу не отправит. А придворным такое непослушание может дорого обойтись.
Оглядел себя с головы до ног, поправил кружевной воротничок парадной рубашки, застегнул пуговицы на камзоле.
И опять вспомнил Василинку. Как сидела она в пыли в разодранном платье, а потом Персен бережно застегивал надетую на нее куртку.
Почему-то из всех наших приключений этот момент вспоминался чаще всего. To ли потому, что в тот момент Василинка выглядела наиболее трогательно и беззащитно: испуганная, со слезами на глазах. И мне каждый раз становилось до боли стыдно, что я допустил такое издевательство над любимой, что не смог ее защитить. To ли из-за того, что опять ревновать начинал: как он, наглый колдун, посмел вообще прикоснуться к моей невесте!
Ну не ходить же ей было раздетой! Я Персена еще и поблагодарить должен за его заботу.
Но благодарить не хотелось, и каждый раз, вспоминая, как, склонившись над Василинкой, он аккуратно застегивал пуговку за пуговкой, я скалился, словно монстроид, и мечтал колдуна придушить.
Надо же, какой я ревнивец, оказывается. Даже не подозревал о такой неприятной черте своего характера. Как-то раньше мне плевать было, ухаживает ли еще кто-нибудь за моими «ночными любимицами». Если залавливал на измене, морщился и менял фаворитку. И даже не наказывал ни изменницу, ни ее ухажера. А сейчас понимаю, что если кто-то хотя бы косо посмотрит на Василинку — я того на части порву и скажу, что так и было.
Но вот Василинку прощу, хоть и поскандалю. Я ей все прощу, лишь бы рядом была, лишь бы голос ее слышать, в глазах ее ласковых тонуть.
Где же ты, ведьмочка моя рыжая? Где мне искать тебя?
— Ваше высочество, пора, — заглянул в спальню слуга. — Через пятнадцать минут бал начинается.
Да, пора. Дворец большой. Только-только до зала дойти успею.
Быстро прошел по длинному коридору и едва догнал отца с матерью у самого входа в зал. Вот был бы конфуз, если бы я позже их величеств пришел. Отец бы потом меня долго пилил за нарушение этикета.
Двери распахнулись во всю ширь, распорядитель заголосил:
— Их величества король и королева Ландрии, его высочество принц Антрон.
И мы зашли вместе, я — на шаг позади родителей.
На возвышении в конце зала стояли два трона, куда родители и направились. Я проводил их, постоял за троном отца, пока он говорил приветственную речь, посмотрел, как отец с матерью исполняют первый танец, и на этом мои обязанности на балу закончились. Слушать, как придворные поздравляют родителей с возвращением сына, я не стал. Ушел в зал и сделал вид, что я такой же веселящийся гость, как все присутствующие. Со всеми был учтив и приятен, не скалился и не язвил. Бродил, переходя от одной кучки разговаривающих к другой, общался с приятелями. Со всеми принцессами по очереди станцевал по два танца — быстрому и медленному. И маму приглашал несколько раз. Отец из-за недуга только бал открывал, а мама танцевать любила, но по протоколу кроме мужа танцевать могла либо с сыном, либо с канцлером, либо с Верховным магом Ковена. Вот мы втроем за отца и отдувались.
Раньше я терпеть не мог с мамой танцевать. Мама же. Но в этот раз я приглашал ее с удовольствием. И она тоже радовалась, глаз с меня не сводила. Папа говорил, она за этот год извелась совсем, плакала постоянно, не зная, где я, что со мной. И сейчас была счастлива, что сын вернулся. И я радовался, что дома, что мама рядом. И не понимал, чего раньше ворчал из-за обязанности с ней танцевать. Она замечательно танцует!
Да, многое во мне изменилось за этот год. Поди, ведьму поблагодарить нужно за ее деяние? Сделала она из монстра капризного нормального человека.
Бал подходил к концу, когда вдруг какое-то неприятное предчувствие коснулось моей души. Предвидение неприятностей, которым обладал фамильяр ведьмы, у меня, как ни странно, осталось, хоть и не столь явно выраженное. И я насторожился. Что-то назревало. В воздухе запахло бедой, и я этот запах почуял.
Но вот откуда идет беда, я не понимал. И на всякий случай заторопился к родителям. По дороге увидел Мерлинда, поманил его за собой. Мерлинд — сильный маг: и купол поставить сможет, и атаку отбить сумеет.
— Что-то случилось, сын? — спросил отец, увидев мою встревоженную физиономию.
— Не знаю, пап. Предчувствие у меня плохое появилось, — ответил я и на всякий случай поставил над родителями крепкий щит. Тот самый, которым когда-то защитил Василинку и который научился ставить только став монстроидом-фамильяром.
Я оказался прав. Едва я закончил со щитом, как в зале погас свет и раздался громкий голос, усиленный заклинанием:
— Всем оставаться на своих местах, и тогда все останутся живы.
Демоны! Я узнал этот голос! Интересно, кто еще с ним в сговоре? Если все маги Ковена пошли за ним, туго нам придется.
— Верховный? — ахнул Мерлинд, и я с облегчением перевел дух: он не знал о перевороте, он — не предатель. Это радует. Впрочем, я всегда знал, что на Мерлинда можно положиться.
— Вы видите этих красавцев? — снова стало светло, но свет шел уже не от люстр, а от повисшего посреди зала огненного шара, осветившего четырех спеленатых магической сетью монстроидов.