Альфред Самуилович упивался наслаждением. — Послушайте, как очаровательно сказано когда-то! Свыше пятисот лет назад!
И он процитировал, отставив в сторону руку, насколько позволил салон:
Я — Франсуа, чему не рад.
Увы, ждёт смерть злодея.
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея![26]
— Мрачновато для знакомства, — нахмурился Школяр, хотя в лице его появился интерес к гостям, которого поначалу явно не наблюдалось. — Мы здесь от Европ далеки. Деревня.
— Извините покорно, — вернулся на землю Зигмантович.
— Да что там. Я в свой альбомчик лёгонькое записываю. Народный фольклор, так сказать.
И он шепеляво пропел, нарочито похабясь:
Серебрится серенький снежок,
Тая в голубых лучах заката.
Песенку доносит ветерок,
Что пропела милая когда-то…
— Ну что же, — оценил Зигмантович, — чувствуется душевность. Этакий, я бы сказал, романтизм.
Школяр проколол гостей уже другим, зырковатым взором — вроде: как я вам? За простачка смотрюсь? И спросил:
— Ништяк?
— Искренне, — кивнул Альфред Самуилович, догадавшись, что переборщил с Вийоном, однако не смутился: с ворьём или так, сразу по мордасам и на место ставить, или потом всё время будешь им задницу лизать. Ишь пиит нашёлся с помойки!
И Школяр усёк, что перед ним не пальцем деланный народ, смолк, внимательней начал присматриваться к приезжим. А Моня открывал для себя новые стороны мудрости учителя: глядя на разыгранную только что перед ним сцену, он впитывал в себя тонкие психологические способности своего гуру вникать в глубину первого встречного, может быть, и совсем не лишнего в их судьбе человечка. Только нутром он чуял: здесь второстепенных персонажей нет и не будет, пока, помоги Господи, они не возвратятся в Москву.
— Достопримечательностями будешь удивлять, любезный? — заскучав от бестолкового плутания по тёмным закоулкам, обратил свой глубокомысленный взор на негостеприимного гида Альфред Самуилович после некоторого молчания и тряски в автомобиле. — Или враз вникнем в проблемы? Мы с Эммануилом перекусили в поезде, так что с традиционным чествованием за праздничным столом вполне можем повременить…
— Мне велено вас доставить в одно местечко, — не смутившись, ответил тот.
— Значит, в гостиницу потом?
— Ничего не говорили насчёт гостиницы. Сразу туда.
— Тогда поспешай, любезный, — снял шляпу Альфред Самуилович и обмахнул лицо. — У вас здесь припекает так, что хоть сейчас в море. Как ты там, Эммануил, не растаял?
Зигмантович обернулся к сидевшему на заднем сиденье Моне:
— Вечерком отдышимся? Нам время тоже дорого.
Моня не возражал и только моргал глазами, делая знаки.
— В туалет? — догадался Зигмантович.
— Потерпите. Скоро подъедем, — небрежно бросил через плечо Школяр и прибавил газу.
Городок, маленький и шумный, забавлял узкими улочками, работниками милиции казахской национальности чуть ли не на каждом углу и колокольней, возвышавшейся над всём и видной отовсюду. Глаз цеплялся за порушенную купеческую старину, пыль на улицах и нахальных, лезших под колёса собак.
— Я перед поездкой сюда, — толкнул водителя локтем Зигмантович, — манускрипты полистал о вашем граде.
Школяр, не сбавляя скорости и не упуская дорогу из вида, навострил уши так, что, казалось, кепка на них приподнялась. С некоторых пор он понял, что следует ловить каждое слово этого с виду флегматичного пассажира.
— Император Пётр от вас в Персиду гулять собирался. Здесь флотилию закладывал.
— Был император, — поддакнул водитель. — Только ничего о себе не оставил.
— Как не оставил? — строго одёрнул Школяра Альфред Самуилович. — Неправда.
— Домик его сгорел, лодка сгнила и в музее затерялась. Если только дуб тот? Но это всё брехня!
— Какой дуб?
— Да врут в народе, что он здесь будто дуб посадил. О себе. На память.
— И есть дуб?
— Дуб-то есть. Но не верится мне. Его бы давно любопытные на щепки растащили. А этот стоит до сих пор, местными властями даже не огорожен.
— Дубаков у вас и без петровского дерева хватает. Вон, куда ни глянь, с полосатыми палками по углам прячутся. Вашего брата, шоферню, ловят. А про дуб и мне не встречалось. Петровский указ, что и по сей день не чтится, собственными глазами видал.
— Это что же за указ такой? — не терпелось Школяру, его явно заедало, что заезжий гуляка пытается его ещё раз ткнуть носом.
Моня внимательно вглядывался в окно, пытаясь там найти ответ на загадки своего учителя. Однако интересного по-прежнему ничего не наблюдалось. Они давно уже выехали за город, но колокольня кремля ещё виднелась и отсюда. Окружающее же было таким, что производило впечатление безысходности и запустения. Вокруг сплошное убожество и рухлядь. Из каждой подворотни ему мерещились воры и шпана, с подозрением оглядывающие их машину, неведомо зачем заехавшую сюда. Мелькнул где-то торчащий из земли стержень металлического водяного крана довоенного образца, вокруг которого суетилась босоногая голытьба с пустыми вёдрами.
«Пустые вёдра — к провалу дела», — мелькнула у Мони мысль, и он отвернулся от окна. Школяр только крякал и поддавал газу, его патриотизм кончился на злосчастном дубе, и больше он не произносил ни слова.
Кстати, похоже, они подъезжали туда, куда он и обещался их доставить. Вокруг началось откровенное захолустье. Город, оставшись позади, представил их глазам брехавших и гоняющихся за машиной дворняг, задыхающихся в пыли и лае; среди многочисленных куч мусора и пожухлой редкой растительности, преимущественно жидких кустарников и низкого тутовника, бродили облезлые крупнокопытные. Внезапно свалка кончилась берегом, и глазам открылась неширокая речка. Прямо перед ними, ткнувшись носом в песок, зарос камышом дряхлый баркас.
Альфред Самуилович переглянулся с Моней, но Школяр успокоил их одним коротким словом «приехали» и, выскочив наружу, забегал на берегу в поисках известного только ему предмета, заглядывая в кусты. Длилось это недолго, но гости успели выйти, размяться, привести себя в порядок и оглядеться. Впрочем, изучать их глазам было нечего, а их спутник уже волочил обнаруженный кусок доски, который он умело пристроил с берега на баркас и ловко забрался по доске на судно. Удивительно, но баркас не развалился и даже не шелохнулся на воде от первого пассажира.
— Давайте ко мне! — крикнул вниз Школяр. — С вещами вашими ничего не случится. А понадобится что, я сбегаю потом. Принесу.
— Ну что же, коллега, — взглянул Зигмантович на полинявшего от тоски Моню. — Мне представляется, это временная необходимость. Апартаменты и обещанный царский ужин нас ждут к вечеру. Последуем и мы.
Они не без труда взобрались на палубу, помогая друг другу. Школяр тоже старался изо всех сил, а когда убедился в их целости и сохранности, уверенно повёл вперёд. Ощущалось, что места эти ему были хорошо знакомы, по баркасу он шагал, как по
