– А с Катыныо что? – не понял отец Арсений.
– Да то, что наши пшеков не расстреливали…
– Но документы…
– Подделка, причем плохо исполненная…
– Как так? – спросил Янут.
– Очень просто, – проворчал биолог. – Основным «доказательством» нашей причастности к тем событиям является постановление ЦК КПСС от апреля или мая сорокового года… я месяц сейчас точно не помню… в котором якобы написано, что принято решение уничтожить тридцать тысяч пленных. Но дело в том, что Центральный Комитет партии принимал решения на пленумах, в Колонном зале. Как вы себе представляете такое собрание? Выходит докладчик и заявляет, что, мол, мы тут посоветовались и решили мочкануть три дивизии польских офицеров? А стенографистки это записывают? И собравшиеся голосуют? Бред. К тому же КПСС появилась только в пятьдесят четвертом году, а в сороковом была Всероссийская Коммунистическая Партия большевиков – ВКП(б). Если Президент не знает таких элементарных вещей и позволяет себя дурить, то его место не в Кремле, а за партой в школе…
– Странно, – протянул Виталий.
– Для нашей страны – нормально, – разозлился Рокотов. – С флагом и гербом та же петрушка. Бело-красно-синее полотнище – это так называемый «провиантский» флаг, его поднимали на торговых судах. И утвержден он был не триста лет назад, как об этом вопят так называемые «государственники», а в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году. Герб мы вообще свистнули у Габсбургов… Как ни крути, получается глупость. Если уж задумали принимать что-то серьезное, вроде гимна или герба, то следует и отнестись к этой проблеме со всей ответственностью. И не стараться одним махом достичь компромиссного варианта со всеми сразу… Лично у меня уже есть куплет, который я буду тихо напевать под музыку Александрова.
– Серьезно? – Янут вскинул брови.
– Серьезнее некуда…
– Тогда напой, – попросил гранатометчик. Влад набрал в легкие воздух и негромко затянул:
Сла-авься, Отечество, на-аше голодное,
Жирному доллару мощный оплот!
Ба– анда чиновников, свора безродная,
Нас к торжеству «чубайсизма» ведет!…
Виталий хрюкнул, отец Арсений укоризненно покачал головой.
– Вот, – Рокотов откинулся на мешки с песком. – А Президент не понимает, что подобным образом будет себя вести половина населения. Какой же это гимн?
– Никакой, – согласился Янут.
– И так во всем, – вздохнул биолог. – Чего ни коснись… Ведь, если строго разобраться, мы с вами в последние недели занимались исключительно подготовкой и осуществлением ряда тягчайших преступлений. А почему? Да потому, что ни на московские госструктуры, ни на наших доблестных ментов с фээсбэшниками, ни на военных нет никакой надежды. Я не зря регулярно об этом вспоминаю… Мне самому крайне неприятно то, что мы натворили. Но иного выхода у нас не было. Мы не обладаем должной подготовкой, чтобы тихо пройти в аул, тихо освободить заложников и незаметно уйти. Пришлось устроить бойню… По закону нас судить надо. Однако, я уверен, девяносто процентов народа встанет на нашу сторону. Вот такой вот парадокс… Жизнь в состоянии перманентного внутреннего психологического конфликта между нормами права и нормами морали. А мы еще удивляемся, чего это население сокращается, мужики до шестидесяти лет не доживают. Потому и не доживают, что все время на нервах…
– Эк ты загнул! – Виталий покачал головой.
– Это не я загнул, а биология. Природа не терпит попыток нарушить ее законы. Непонимание руководителями страны простых вещей приводит к ослаблению нации в целом и к развалу государства. Единица общества – это конкретный индивидуум. На нем все и держится. Ежели не учесть потребности индивидуума и не создать комфортные условия его существования, то он не станет работать во благо своей страны.
– Ну, это и так понятно, – Янут пихнул локтем отца Арсения. – А вы что молчите?
– Что тут скажешь? – спокойно изрек священник. – Всё верно. И давно объяснено как богословами, так и мирянами-социологами. Но никто не спешит воплощать принципы разумности в обыденную жизнь…
– Приведу пример стандартных взаимоотношений нашего государства и члена электората. – Рокотов выбросил окурок в воду. – История, кстати, абсолютно реальная. Жил-был человек по имени Саша. Занимался бизнесом, никого не трогал… Имел, правда, судимость, и провел несколько лет в местах не столь отдаленных. Но это к слову, хотя сей фактор в дальнейшем оказал на его судьбу большое влияние.
– Не сомневаюсь, – хмыкнул Виталий.
– Мыслишь в верном направлении, – похвалил Владислав. – Так вот… Как-то раз Сашу хватают на улице веселые хлопцы в черных масках и доставляют его в особнячок на улице Чайковского, где размещается питерский РУБОП. Захват проходит чин-чинарем, с заламыванием рук и прочими прелестями. В РУБОПе Саше объявляют, что он, оказывается, имеет честь быть лидером страшной преступной группы, поубивавшей чуть ли не два десятка человек. Быстренько оформляются документы на задержание, потом следует арест и Саню отвозят в «Кресты». На первом же допросе он знакомится со знойной дамой-следователем Ириной Львовной Панаренко, в девичестве – Фирой Стукельман[35]. И эта Панаренко-Стукельман, в лучших традициях нашей ментовки, начинает Сашу «колоть». Но! – Рокотов значительно погрозил пальцем. – Благо бы на подозреваемого вешали реально совершенные преступления. Тут я бы еще понял ментов. Им надо отчитаться по раскрытиям, закрыть графы в документах и прочее… В описываемом же случае ничего этого нет.
– Как нет? – обомлел отец Арсений.
– А вот так! Сане вменяются в вину вещи, которые следствие в принципе не может доказать. Якобы он из неустановленного оружия, которое ему передало неустановленное лицо, пристрелил некоего гражданина, чей труп находится в неизвестном месте. И так – несколько раз. Параллельно он «грабит» квартиры неустановленных лиц, а все обвинения против него базируются на показаниях свидетеля, убитого за полгода до Сашиного ареста. Более того – в процессе следствия его знакомят с членами его «банды», которыми он якобы командовал. Набирается порядка пятнадцати человек… Все они арестованы но аналогичным основаниям. Панаренко-Стукельман визжит, что «разоблачила» банду и требует признательных показаний, вписывая в обвинения по пять-шесть статей каждому… Наконец Саше объявляют, что он сколотил эту безумную группу в девяносто втором году и с тех пор ею руководил. Наш герой начинает дико хохотать и поясняет перевозбужденной Ирочке-Фирочке, что до девяносто пятого года он сидел, так что физически был не в состоянии совершать что-либо на воле. Следовательшу сие не смущает, и она делает «логический вывод» о том, что Саня руководил бандой из-за колючки и потому всё равно виновен. Трупы неустановленных граждан никто не ищет, оружие, из которого как бы стреляли, – тоже… Дело держится на показаниях покойника и безграмотных процессуальных документах. Вот вкратце и вся история.
– Сумасшествие, – высказался священник.
