Вроде бы он другое что-то просил.
— Это вареные яйца? — спрашивает Антон.
— Да, — кивает парень.
— И вино?
— Именно.
— Дружок, у тебя скорлупа в бороде застряла.
— Я вытащу.
Парень закрывает бороду подносом и уходит. Антон чистит яйцо.
Моргаю.
— Это что было? — смотрю вслед официанту. Поворачиваюсь к Антону. — Ты же рыбу заказывал?
— Какая разница, — Антон трясет солонкой. — Здесь белка еще больше.
Он невозмутимо двигает челюстями. Белком насыщается. Не сотрясает кулаки в угрозах, что официант пробкой вылетит с работы, просто ест то, что подсунули — какая-то странная реакция.
И сам диалог. Чушь про скорлупу в бороде. Не было ее там.
Будто бы шифром разговаривали.
— Александр, — меня трогают за плечо.
Поднимаю глаза и узнаю управляющего Дениса. Он безразлично-любезно улыбается тонкими губами и спрашивает, как добрались. Для справки уточняет, вкусно ли кормят, недоуменно косится на вареные яйца. Присаживается к нам за стол и переходит к делу — если мы завтра хотим покататься на лыжах и поснимать пейзаж, то интерьерами уже сегодня надо заняться. Мужик волнуется, что не успеем.
Допиваю кофе и включаюсь.
С фотографом крутимся в холле. Громадное помещение, со светло-голубыми стенами, и мы, словно пассажиры до прошлого, прибыли. Высокий потолок выложен ярко-синими плитками с лепниной в виде ангелов — интерьер шикарный, по обе стороны холла тянутся лестницы наверх, в номера. Перила витые, узор на них плетется с балкона второго этажа в холл, извиваясь, и у подножий заканчивается скульптурами баранов.
Денис так и лезет в кадр, мелькает туда-сюда, шпала. Понемногу начинает меня раздражать. Плюс, у меня никотиновая ломка. Не курил уже… со счету сбился.
А налево по коридорчику, за изразцовой печкой специальное помещение. С мягкими креслами. И я, в-общем-то, обещал Кристине подумать, а не бросить вредную привычку, так что от одной ничего не будет. Последняя.
Управляющий прется со мной и мучает мне уши россказнями о ценных фресках на потолках в номерах. Крылатые кони, колесницы и воины, барокко наше все.
Навстречу из курилки выходит пузатый официант. Бочком, прижимая к стене живот, протискивается мимо нас.
Да, Кристина права, подозрительный тип. Морда кирпичом, сросшиеся брови, дружелюбием не веет. И за ужином эта хрень с яйцами.
И синяя десятка правда могла за мной ездить, пусть психотерапевт дальше вещает про манию величия. Сначала за мной, потом за за Егором и компанией, а сейчас мы в снегах затеряны, ближайшая деревня километров через сорок-пятьдесят. Здесь, конечно, куча народа, и охрана на высшем уровне.
Но все таки.
— Давно у вас работает? — жестом показываю на парня. Захожу в курилку и с размаху плюхаюсь в кресло. Вытягиваю ноги.
— Нет. Директор твой, как его…Антон? Вот, Антон просил пристроить. Родственник его, из поселка. У нас тут текучка, сам понимаешь, добираться далеко, а жить на постоянку неудобно.
Он щелкает золотой зажигалкой и затягивается дымом.
— М-м, — привычно смотрю на часы. Часов нет, я изучаю узор тату на запястье. Снова за спиной какая-то шняга творится и провоцирует. Пойду и ушатаю кого-нибудь.
Лезу за таблетками, жуюсь, горько.
Долго продержался, несколько дней.
Тереблю маркер. Собираюсь черкнуть линию, но замечаю вдоль сигареты мелкую надпись черной шариковой ручкой: "Саша дурак".
Заглядываю в пачку. Усмехаюсь. На каждой предупреждение настрочила, мой маленький минздрав:
"Саша, будешь импотентом", "Саша, зубы почернеют" "Саша, не кури меня",
так, а вот тут:
"я тебя люблю".
Перечитываю. И еще раз, и еще.
На сигаретах мне в любви пока не признавались. Ровные буковки и кривое сердечко в конце. Гипнотизирует.
Складываю все обратно.
Без последней сигареты обойдусь. Ну а что, потерплю. Брошу. Три слова поддержки духа моего, мой палладиум.
Вот прям честно, любит?
— Саш? — в курилку суется голова фотографа. Редактор замолкает, его, наверное, давит моя широкая улыбка. В поисках причины веселья принюхивается, думает, похоже, что мы тут травку курим.
— Чего? — откликаюсь.
— Там это… — он встает в проходе. Неопределенно машет рукой в сторону. — Зимний сад понравился очень. Но модели нужны. И там еще зеркало, старое, рама металлическая, вся в пленке непонятной, то ли в плесени. Его убрать надо, некрасиво.
— Да-да! — подскакивает Денис. — Хорошо, что напомнили. Мы экспонаты как раз для праздника из музея одного взяли, а у них условия хранения, конечно, печальные, — он давит в пепельнице бычок. — Раму собирались пескоструем очистить. У нас мастерская внизу, мойка как бы, на все случаи. Щас займемся. Пошли, посмотрите.
Мооего фотографа он нарекает носильщиком. Парень тащит вниз по кривой лестнице тяжеленное зеркало и пыхтит. Управляющий несется вперед и нахваливает прелести усадьбы. В мастерской быстро оглядывается. Кивает на висящий на крючке нейлоновый фартук:
— Вот роба, вон пескоструй. Хм, а где работнички мои?
— Мы сюда зеркала драить приехали или что? — шипит фотограф. Прислоняет раму к стене.
Управляющий скачет кузнечиком наверх, на ходу вопит во все горло — потеряшек ищет.
В помещении сыро, не шибко светло, грязновато, обычный гараж. На полу две узкие колеи для слива грязной воды, компрессоры, столы с запчастями. Мойка и мойка, зачем ее фоткать? Чувак свихнулся уже на сдешних красотах.
— Давай, попробую, — набрасываю фартук. Беру со стола шлем и перчатки.
Давно интересно было, как им управляются.
Встряхиваю на весу аппарат. Небольшой бачок, накрытый крышкой-пистолетом, внтури песок, стреляет струей, счищая сильные загрязнения. Видел ролики, пробивает арбузную корку. Сначала слезает полосатая шкурка, за ней зеленая мякоть, а дальше показывается красное сочное нутро с косточками, эффектно. И громко.
