также не вызывает у ребенка дистресса. Эти дети не представляют реальной опасности, отметил Офир, - ни для окружающих, ни для себя. Что касается дисфункции, то "да, детям с чертами, похожими на СДВГ, вероятно, будет трудно учиться в школе", - допускает он. "У них будут снижены способности к учебе, по крайней мере в том виде, в котором школы построены сегодня - сидеть долгие часы в классе, слушая порой скучные лекции. Возможно, это не подходит ни одному ребенку, но это не подходит детям, которые более энергичны и более рассеянны".
Настоящее расстройство мешает вести нормальную жизнь, говорит Офир. Но черта характера, из-за которой трудно сидеть неподвижно в течение долгих часов? Что ж, есть множество профессий, в которых широкое осознание возможностей и опасностей может быть даже преимуществом. Например, в венчурном капитале или в армии.
"Могут ли эти дети сами одеваться? Могут ли они научиться принимать душ? Могут ли они выполнять основные миссии, основные задачи дня? Конечно, могут", - сказал Офир. "При депрессии, например, человек может быть прикован к постели. Ему так трудно встать с постели, что он не ходит на работу. Таким образом, вы видите нарушение функции. При СДВГ этого нет". Стимулирующие препараты - это мощные психоактивные средства, которые преодолевают гематоэнцефалический барьер, - пояснил мне Офир, имея в виду класс препаратов, в который входят Ritalin, Adderall, Concerta и Strattera. Исследования показывают, что стимуляторы создают высокий риск зависимости и привыкания. Стимуляторы также могут стать менее эффективными с течением времени - это означает, что ребенку может потребоваться принимать все большие дозы, чтобы достичь первоначального эффекта. Хуже всего то, что в отличие от методов, изменяющих поведение, прекращение приема стимуляторов возвращает ребенка на исходную позицию, да еще и с дополнительным бременем синдрома отмены. Основываясь на своих исследованиях, Офир написал статью для левой газеты Haaretz под названием "СДВГ - не болезнь, а риталин - не лекарство". Последовала вирусная реакция. По словам Офира, один из ведущих исследователей СДВГ в Израиле написал письмо в министерство здравоохранения, угрожая его лицензии.
Но Офир не отступил. Он обратился к работам Томаса Армстронга, американского академического психолога, который, скептически относясь к назначению детям стимуляторов, разработал нелекарственные стратегии управления гиперактивностью у детей. В 2022 году Офир опубликовал собственную книгу с тем же названием, что и его скандальная статья.
К тому времени Мааяну было десять лет. Офир говорит, что они с женой успешно лечили СДВГ Мааяна с помощью ряда поведенческих модификаций: работы по дому, дисциплины и структуры. Офир говорит, что это помогло Мааяну добиться успеха. Мааян каждый день сам готовит себе обед, разгружает посудомоечную машину после каждого цикла и провожает свою младшую сестру до школьного автобуса. По словам Офир, Мааян никогда не будет таким, как другие дети: он всегда будет полон энергии, отвлекаться и погружаться в глубокие раздумья. Это более чем устраивает Офиров.
Лекарство от плохих чувств
Офир успешно избежал медикаментозного лечения СДВГ у своего сына, прибегнув к программе модификации поведения. А как насчет тревоги и депрессии? Стоит ли вообще сопротивляться их изгнанию с помощью лекарств?
Я спросил профессора психологии из Нотр-Дама Скотта Монро, эксперта по депрессивным расстройствам, что он думает о том, чтобы подсаживать подростков на антидепрессанты. "Мое личное мнение таково: я бы очень сомневался, стоит ли это делать".
Почему?
"Потому что это сильные наркотики, а мозговые системы не успевают сформироваться в подростковом возрасте. У мужчин передние отделы мозга не срастаются почти до середины двадцатого года, и здесь есть индивидуальные различия. Я не биолог и не знаю, насколько сильно это может повлиять на развитие мозга. Но кажется, что это лучшие годы. Я бы хотела найти альтернативные варианты, прежде чем внедрять это".
А как насчет противотревожных препаратов? Эффективны ли они? Я спросил Стива Холлона, профессора психологии Университета Вандербильта и эксперта по лечению депрессии. "Они примерно так же эффективны, как алкоголь, и лишь немного сильнее вызывают привыкание, - сказал он. Они притупляют боль; они не исправляют и не лечат - то есть, если вы когда-нибудь прекратите их прием, берегитесь".
В отличие от взрослых, решивших начать курс приема психотропных препаратов, подростки, принимающие лекарства, могут так и не узнать, смогут ли они справиться с жизнью в полную силу. Если мы не позволим подросткам столкнуться с рогатками и стрелами неистовой фортуны, они могут так и не научиться противостоять им. Они могут стать очень похожими на молодых людей, прибывающих в кампусы наших колледжей, - тех, кто движется к нервному срыву.
Я начал задумываться о том, не могут ли подростки, принимающие антидепрессанты, потерять что-то из полноты социализации - ориентироваться среди сверстников, завоевывать привязанность и испытывать ее, терпеть обиды и выкарабкиваться. Могут ли годы, в течение которых их психическое оборудование находилось под командованием лекарств, быть годами, которые они не прожили в полной мере? И если да, то не будут ли многие из них казаться намного моложе, чем они есть?
Я спросил Холлона, что мы ожидаем увидеть в обществе, которое без разбора сажает угрюмых подростков на антидепрессанты, а нервных - на противотревожные препараты.
"О, они бы не научились справляться с этим", - сказал он.
Тревога и даже депрессия могут быть полезны для нас
Устранение тревоги и депрессии - это не только побочные эффекты. Помимо потери социализации и обучения преодолению социальных стрессов. Это еще и потеря пользы, которую приносят тревога и депрессия. Вы правильно поняли: тревога и депрессия существуют не просто так.
Тревога - это предвосхищающий страх, опасение, что опасность еще не наступила. Все эксперты по тревожности, с которыми я беседовал, соглашались: тревожность - это не так уж и плохо.
Эволюционные психологи считают, что тревога возникла для того, чтобы мы были более бдительны в ситуациях, когда за кустом может притаиться тигр. "Возбуждение перед лицом опасности увеличивает шансы на спасение, а значит, дает нам очевидное селективное преимущество", - объясняет эволюционный психиатр Рэндольф Нессе в своей увлекательной книге "Хорошие причины для плохих чувств". Предвидение опасности выигрывает время и дает нам дополнительные возможности для ухода от вреда.
Депрессия тоже не так уж плоха, и у нее тоже есть своя цель: защитное отключение системы, часто после того, как мы одержали верх, что позволяет нам перестроиться и обдумать другой подход. Таким образом, мы отстраняемся от того, что причинило нам вред, и подводим итоги.
Когда депрессия возникает после значительной неудачи или потери, она подавляет нашу склонность действовать, прежде чем мы совершим необдуманный поступок: побежим за парнем, который нас бросил; накричим на начальника, который нас уволил; бросим хорошие деньги на плохие; или совершим идиотские
