фотографировала, потом вернулась на надежную, без обледеневших скал, землю, где и встречала возвращавшихся после восхождения советских альпинистов.
«Как приятно поздравить человека после горы. Особенно такой, как Эверест, — писала она в репортаже „Путь к Эвересту“, опубликованном в „Комсомолке“ 5 июня 1982 года. — Два с лишним месяца провели они среди льда и снега, в изнурительной, нечеловеческой работе».
Их поздравил сам Райнхольд Месснер, уроженец Южного Тироля (Италия), один из самых известных альпинистов мира. На тот момент он покорил половину всех восьмитысячников планеты, затем стал первым, кто покорил все четырнадцать.
«Месснер пришел в гостиницу к советским альпинистам и добрых полтора часа расспрашивал их о подробностях восхождения, — писала Левина. — „Альпинистский мир был поражен, — сказал он, — что вы работали на высоте без шерпов и сами тащили на себе свои грузы. В моих глазах советские альпинисты еще раз подтвердили свой высокий класс“».
Глава 17
Такие разные собеседники
Надо же было случиться такому совпадению, что именно тот год, год первого восхождения советских альпинистов на высочайшую вершину мира, стал, в сущности, и Эверестом советской власти. Не только потому, что Советский Союз шел к своему 60-летию, а потому, что заканчивался жизненный путь Леонида Ильича Брежнева, последнего многолетнего руководителя партии и СССР. Слухи о том, что неизбежное произошло, регулярно циркулировали в обществе. Но вскоре генсек появлялся в телевизоре, и всё успокаивалось.
Людям, изнутри знающим историю своей газеты, известно о том, что «Комсомольская правда» скрасила Брежневу буквально последние недели жизни. Невероятным сюрпризом для этого «главного читателя страны» стало появление в газете истории с продолжением под общим названием «Таежный тупик», написанной лауреатом Ленинской премии Василием Песковым.
Разумеется, иные деятели партии и комсомола вздрогнули, увидев в газете первую публикацию Пескова о таежных староверах, проживающих в старой избушке в верховьях реки Абакан: как это — рассказывать об откровенно молящихся, не осуждая их? Официальный атеизм вроде бы этого не поощрял.
Василий Михайлович впоследствии рассказывал, как нелегко было и ему самому решиться на первую поездку в верховья Абакана, чтобы изучать жизнь истово верующих людей, сбежавших в горную тайгу от никониан и всей петровской цивилизации, их невероятно тяжелый быт, а потом написать очерк об оставшихся в живых Карпе Осиповиче Лыкове и его дочери Агафье Карповне… Однако история таежных робинзонов-старообрядцев заводила разум журналиста своей сенсационной новизной, ее невозможно было удержать в уме, в аккуратных, как всегда у Пескова, блокнотных записях и стопке превосходных фотографий.
«Еще труднее было повествование публиковать, — писал Песков. — 1982 год. Гласности не было. Как рассказать в молодежной газете об отшельниках-староверах, не впадая в „антирелигиозные разоблачения“? Единственно верным было, показав драму людей, восхититься их жизнестойкостью, вызвать чувство сострадания и милосердия. Так история Лыковых и изложена». Публикации, конечно, не было бы, если б журналиста не поддержал главный редактор, а им был Селезнёв.
Потом, после смерти Карпа Осиповича, Песков из года в год рассказывал об одной только Агафье Лыковой, находя новые детали в ее непростом бытии. В августе 2013 года Василия Михайловича не стало. Но «Комсомолка» по-прежнему время от времени освещает жизнь его героини.
Вот что написал В. М. Песков в 2007 году, к 60-летию Г. Н. Селезнёва:
«За 50 с лишним лет работы в „Комсомольской правде“ я узнал 9 главных ее редакторов. Всё это люди яркие, достойные высокой ответственной роли, и во многом по этой причине „Комсомолка“ с года своего рождения была всегда лидером у читателей. Редактором газеты с 1981 по 1988 год был известный ныне политик Геннадий Николаевич Селезнёв.
У каждого из редакторов был, конечно, свой характер, свои принципы и привычки. Но у каждого можно выделить и особую черту в руководстве газеты. Селезнёв отличался тем, что, публикуя острый материал, в случае конфликта с властью или частным лицом никогда не оставлял журналиста один на один с недовольными, и в первую очередь себя считал ответственным за публикацию, подтверждая таким образом не всем известную истину: смелость в газете — это не только и не столько смелость журналиста, это в первую очередь смелость редактора издания. И Селезнёв в критическую минуту всегда ясно это обозначал. Я видел это не только со стороны, а и сам однажды оказался атакованным. И оппоненты были нешуточные — работники ЦК комсомола. Зная характер Селезнёва, ему они и звонили: „Что вы там печатаете? Каких-то замшелых староверов сделали чуть ли не героями“. Речь шла о публикации в 1982 году серии очерков „Таежный тупик“ о староверах-отшельниках Лыковых, действительно ставших мгновенно известными всей стране.
Селезнёв позицию газеты защищал стойко, даже не посвятив меня в этот конфликт. „Вот Пастухов вернется из командировки, тогда разговор и закончим!“ — пригрозили редактору. Не знаю, какую позицию занял бы отсутствовавший в те дни в Москве секретарь ЦК комсомола Борис Николаевич Пастухов. Всё на место поставил другой ЦК. Брежнева настолько заинтересовала публикация, что каждый вечер он направлял в редакцию посыльного за еще не вышедшей газетой. Он, конечно, как говорилось, „обменивался с товарищами“, и все решили, что никакой крамолы публикация не содержит. Редактору позвонили, сказав, чтобы он спокойно работал».
Публикаций давнего лауреата Ленинской премии В. Пескова ждал не только сильно постаревший Л. И. Брежнев, но и весь корпус подписчиков и читателей «Комсомольской правды». Материалы Василия Михайловича, под какой бы рубрикой они ни выходили — «Окно в природу», «Проселки», «Отечество», «Таежный тупик» и т. п., всегда становились «гвоздями» номера.
Но основными материалами в номере были всё же не эти «гвозди» за подписью известных журналистов, ради которых и покупался номер газеты, а некие «необходимые» заметки, которые прочитывались разве что комсомольскими работниками как информация для повторения. Как правило, они выходили из самого сложного отдела редакции — отдела пропаганды, или идеологического.
Сотрудники отдела старались разнообразить тематику, придумывать что-то необычное, но делать это было невыносимо трудно.
Здесь у молодого читателя может возникнуть правомерный вопрос: сильно ли влияли партийные установки на профессиональную жизнь журналистов «Комсомольской правды»?
Стратегически — да. Но что касается «преподнесения» партийных идей — мало кто умел это делать талантливо, умно и незаметно. Хотя как раз это мы и должны были уметь: облеченные властью редакторы вместе с заместителями все были членами партии. Впрочем, особых отличий между членами партии и некоммунистами никто никогда не замечал. Можно даже вспомнить некие казусы.
Один из них произошел с Еленой Оберемок-Липатовой. Она сидела дома в декретном отпуске со вторым ребенком. Вдруг позвонили из приемной главного редактора: «Лена, на телефоне Селезнёв».
— Здороваемся, и вдруг он мне говорит, — вспоминает она, — «Лена, ты
