что слюни летели.
— Я, — продолжала королева, наступая на принцессу, — позвала ее в свой дом!
Благословила ее брак с принцем, с собственным сыном! А она отплатила такой черной неблагодарностью!
— Я н… я…
— что это такое у тебя в руках?! — проорала королева, выплюнула эти слова, как бешеный пес выплевывает безумный лай. — Что?! Дай сюда!
Берта намертво вцепилась в амулет и отрицательно затрясла головой.
— Дай! — орала королева, наступая на гостью. Голос ее отдавался от стен хриплым карканьем, черная тень ползла по стенам, распугивая алых призраков.
— Нет — заверещала Берта, прижимая свое сокровище к сердцу крепче.
— Что это такое?! — не унималась королева. — Оборотный амулет? Собралась колдовать в моем доме?! Творить зло?! Против меня недоброе задумала?!
— Нет — верещала Берта, приседая от ужаса. Она привычно пустила лужу на пол, как обычно это с ней происходило в момент наивысшего волнения, и королева брезгливо плюнула в ее сторону.
— Грязное животное… — проворчала она неласково на предполагаемую сноху. — Что ты вздумала тут натворить мерзавка, отвечай!
— Я хотела, — лепетала Берта, заливаясь соплями и слезами, — всего лишь хотела в
Эвиту.
По лицу королевы скользнула адская усмешка.
— Аха, — протянула она. — Ты хотела завладеть ее телом? Ты собралась перепрыгнуть туда, мерзкое отродье? Хотела стать красавицей! И в таком виде собралась замуж за моего сына?! Ты что, думала — я допущу, чтоб он тискал тут эту Флорес?! Пусть даже с твоей поганой душонкой внутри — ты думала, я позволю, чтоб их кровь, их черты, их сила слились с моею?! Да ты верно полоумная, мерзкое чудовище.
Берта тряслась, как в ознобе.
— Дай сюда эту дрянь — прорычала королева, требовательно потянув руку.
— Нет.
— Дай сюда! Я разобью эту мерзость на тысячу кусков!
— Нет — провыла Берта, отступая. Ее рот некрасиво растянулся, она раскрывала его как рыба, вытащенная на сушу, и оглушительно выла.
— Или нет! лучше! Я придумала ему применение получше! — хохотнула злобная старуха.
— Я переселю тебя в тело старой кобылы, которая возит уголь. Тебя будут лупить палками и ты сдохнешь через неделю! А сама я… сама я подберу себе тело поновее, переселюсь, и буду править вечно! А-ха-ха-ха!
— Не отдам! — пропыхтела Берта, приходя в себя после потрясения. — Это моя родовая магия! Ты итак забрала у нас все, ничего не оставила!
— забрала потому, что могла забрать: — мстительно ответила старая королева.
Глаза ее разгорелись мстительным огнем. — Потому что вы, ничтожные вырожденцы, ни на что не способны! Грубой силой вас переломает и перемелет даже простой человек. Я, я, я этот человек! Вы все, пропитанные колдовством насквозь, ничего не стоите! Когда вас сжимаешь в кулак, магия течет из вас вместе со слезами и кровью!
Берта сердито сопела.
— Ты, — отчетливо произнесла она голосом твердым и уверенным, таким странным для юродивого существа, — еще никого из нас в кулаке не сжала.
— Разве? — прищурилась королева
— Твой сын был твоим оружием, — недобро ответила Берта, сверля королеву взглядом.
— Но не ты.
— этого достаточно! — огрызнулась старуха.
— Конечно, — подтвердила Берта очень проницательным, очень разумным тоном.
— Если у тебя на привязи дракон, и калека почувствует себя властелином мира.
Даже в цепях, дракон способен разнести все в щепки и потопить весь мир в крови.
Ты, старая дура, не видишь, что ли, что твой сын рожден магом? Думала, от дракона-короля родятся обычные дети? Какая же ты безмозглая тупица.
Королева поперхнулась этим откровением. Кровь отлила от ее лица, жестокие слова
Берты коснулись холодом стали ее старого сердца и едва не остановили его, едва не выбили жизнь из тощего тела.
— Что, — выдохнула она, ухватившись за грудь.
— Ты родила дракона, старая дура, — зло отчеканила Берта. — Он долго рос и зрел, пока не вошел в силу. Он покорил весь мир, а не ты. Ты, как была пустым местом, так им и осталась.
— Ложь — заорала королева яростно. — Это ложь. Кто, как не я, подчинила его себе?
— Околдовав, — угодливо подсказала Берта. — Это видят все. Ты одна думаешь, что никто не замечает ошейника на его шее. У тебя нет ни единого инструмента, который удержал бы дракона в твоем подчинении по доброй воле. Ни любви; ни привязанности.
Ни уважения, ни нежности. Все выжжено твоей глупостью и ненавистью. Он только и ждет, чтобы умертвить тебя и самому взойти на трон и править. Ему отчасти и покорились-то потому, что видели в нем не только завоевателя. Но и спасителя.
— Что?! Что?.
— Он многих укрыл от твоего ненавидящего взгляда. Он обманул тебя. Много магии он уничтожил, но еще больше пощадил. Это видели все, кроме тебя, слепая ничтожная дура.
Лицо старухи налилось черной кровью. Она едва не подавилась злобой и желчью.
Руки ее сами собой сжались в кулаки.
— Ты зря мне об этом сказала, — прошипела королева. — Очень зря. Может он и дракон.
Только это не спасет его от плахи. В моих руках оружие посерьезнее любви и привязанности. Магический ошейник. За него я удобно ухвачу и притяну его пустую голову под топор палача!
Берта чуть качнула головой.
— Не думаю, что у тебя выйдет — произнесла она.
— Не думаешь?! Ты — не думаешь? — старуха визгливо рассмеялась. — Ты способна думать, сумасшедшее ничтожество? Одно то, что ты просто так разболтала мне сейчас все тайны, которых я не должна была знать, говорит лишь о том, что ты таки не обзавелась мозгами!
Берта снова качнула головой.
— Это говорит лишь о том, — спокойно ответила она, — что ты сейчас умрешь, старая королева. Ты мудро поступала, ограждая себя от магов и не пуская их во дворец. Но глупо сделала, возомнив себя сильнее всех. Ты возгордилась. Ты поверила в свое могущество, думая, что сильнее магии. Но это не так.
— мне они не нужны.
Берта становилась все зловещее, все тише, все вкрадчивее, как сама смерть.
— Я знала, что все вы зло! — выкрикнула старая королева, отшатываясь. — Жуткие, потусторонние твари.
— Тебе всего-то надо было научиться жить с нами в мире.
Амулет вспыхивал в скрюченных пальцах Берты тревожным светом, словно живое сердце, вырванное из груди и все еще бъющееся, не понимающе, что оно уже мертво.
— Я ненавижу вас! — выкрикнула королева. — С чего мне жить с вами в мире! Мерзкие твари.
В отчаянной попытке вырваться, убежать от жуткой принцессы, она рванула вперед. но
Берта загородила ей дорогу.
Взвыв, королева вцепилась в волосы принцессы, но та словно не чувствовала боли.
Глаза ее были странно стеклянные, остановившиеся, как у неживой куклы.
— Зачем мне быть красивой девчонкой, — прошептала она в
