Книга Волчица и Охотник - Ава Райд

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115

жёлтой пшеницы чередуются с грядками зелёного с красным перца, и каждый перец сверкает рубиновым серпом. Длинная чёрная дорога пронзает пашни и упирается в главные городские ворота. И, конечно же, поскольку сегодня – праздник, тракт полон путников: набожные мужчины и женщины совершают паломничество пешком и верхом, тянутся в Кирай Сек, чтобы отдать дань памяти первому королю-патрифиду этого народа.

Смесь страха и гнева вскипает у меня в груди, обжигая, как боль в старой ране. Гашпар ведёт меня по тракту, и мы присоединяемся к толпе патрифидов, среди суматохи, возмущённых возгласов и тихих молитв. Их глаза блестят на грязных лицах, точно острия ножей, яркие и острые; взгляды устремлены к воротам и дворцу, цепляющемуся за старые деревянные стены. Кажется, никто из них не заметил, что к процессии присоединилась волчица.

– Ты определённо выбрала самое опасное время для прибытия в Кирай Сек, – тихо говорит Гашпар, и в его голосе я различаю сдерживаемое беспокойство. – Нет худшего дня для волчицы, когда патрифидское рвение в столице достигает своего апогея.

Я лишь смотрю на него, пока наши лошади пробираются сквозь толпу. Ярость, похороненная в глубине моих костей, вырвалась на поверхность, словно старый корабль, вытащенный со дна моря.

– Нет ни единого дня, когда волчице в столице было бы безопасно. Не забывай, изначально ты хотел привести меня сюда в качестве пленницы. На городских стенах ещё осталась кровь? Там, где ваш Святой Иштван выставлял свои трофеи.

Гашпар моргает; на его лице – тень бледного румянца.

– Я не знал, что эта история дошла до твоего селения.

– Конечно дошла, – мои четыре пальца сжимают поводья так сильно, что побелели костяшки. – Думаешь, мы просто сидим у костра, бездумно повторяя легенды о наших великих героях и богах? Каждый мальчик и каждая девочка в Кехси узнают эту историю ещё до того, как учатся говорить: о том, как король Иштван пригвоздил сердца и печень языческих вождей к воротам Кирай Сека. Как он с гордостью демонстрировал эти трофеи своим гостям с запада, дабы они увидели, каким святым стал Ригорзаг.

Гашпар многозначительно смотрит в сторону, но его руки тоже крепче сжимают поводья.

– Не нужно тебе было приходить сюда.

Я с ним не спорю. Мой разум – клубок грозовых туч, отражающих небо над головой. Возможно, вся суть бытия язычником – это страх, что тебе вырежут сердце или печень. В этом смысле я ничем не отличаюсь от других волчиц с их лёгкой магией и злобными улыбками, что бы там ни говорили Котолин или боги.

Бурлящая толпа вносит нас через ворота. В Кирай Секе воняет так сильно, что жжёт в глазах – из каждого открытого окна и двери валит дым, от всех деревянных домов, которые лепятся друг к другу и наваливаются, словно неуклюже срубленные деревья. Улицы – твёрдая сухая земля, и с каждым шагом поднимается жёлтая пыль. Всю жизнь я представляла себе, что город окажется чистым и светлым, как лес в снегу, а его жители будут тучными и сытыми, словно медведи в зимних берлогах. Но Кирай Сек откровенно уродлив, как и его горожане. В их дёснах теснятся зубы, гнилые, как рушащиеся колокольни; их челюсти отвисли, как обветренные крыши их домов. Откуда-то издалека я слышу звон колокола, гул кузнечных мехов и поток проклятий, сыпящихся изо рта какого-то седого купца. Процессия течёт налево, по направлению к дворцу, но я останавливаю лошадь, растерянная, запыхавшаяся. В ушах звенит.

Гашпар тоже останавливается и повышает голос, чтобы перекрыть шум:

– Если хочешь найти своего отца, тебе придётся отправиться на Улицу Йехули. Это…

Но я не слышу остальных его слов, лишь вижу вдалеке два чёрных пятна, две фигуры на обсидианово-чёрных скакунах, несущихся сквозь толпу. Охотники.

Гашпар рядом со мной напрягается. Охотники направляются к нам, их взгляды пригвождают меня к месту, словно брошенные дротики. Гашпар подаётся ближе ко мне и яростно шепчет:

– Ни слова.

Из меня вырывается безумный смешок – я вне себя от ужаса.

– Ты действительно считаешь, что я собираюсь рассказывать о нашей интрижке, дурак? Как бы мне ни приятно было осознавать, что я запятнала твою чистоту, меня больше заботит, чтобы Охотничьи топоры не вонзились мне в спину.

Гашпар поджимает губы, подавленный.

– И ещё, – цежу я, – если хочешь убедить их, что не нарушал обета безбрачия, прикрой-ка синяк на шее.

Он становится пунцовым и дёргает за ворот шаубе. Через пару мгновений Охотники уже приближаются к нам; сильный ветер развевает их плащи. Оба коротко пострижены, с лицами худыми, как морды лисов посреди зимы. У одного отсутствует левое ухо.

Гашпар кивает каждому из них по очереди, всё ещё удерживая ладонь на шее сзади.

– Фарентс. Миклош.

Безухий, Фарентс, прищуривается.

– Барэнъя. Долго же тебя не было. Король уже полмесяца спрашивает про волчью девчонку, а твой брат почти дождался своего часа.

Меня поражает, как фамильярно Охотники обращаются к нему, законному принцу Ригорзага, но я стараюсь не выказывать ужаса.

– Знаю, – отвечает Гашпар. – Но теперь волчица у меня, и я отведу её во дворец, как только закончится пир.

Другой Охотник, Миклош, переводит взгляд с Гашпара на меня. И холод этого взгляда проникает сквозь мой волчий плащ, словно луч ледяного лунного света.

– А где остальные? Пехти и Фёрко, Имре…

Лицо Гашпара вдруг становится непроницаемым, плечи поднимаются, словно он борется с подступившим чувством вины. На какой-то безмолвный позорный миг мне почти хочется переложить бремя с его плеч на свои, взять на себя вину за их смерть, даже если это окончательно обречёт меня в глазах Охотников. Но Гашпар говорит первым.

– Мертвы, – бесцветным голосом отвечает он. – Чудовища Эзер Сема устроили засаду. Мы с волчицей едва выжили.

Словно их дёрнули за невидимые нити, оба Охотника вдруг прижимают два пальца к груди, прикрывают глаза в поминальной молитве, а когда снова открывают, Фарентс говорит:

– Три добрых патрифида погибли, и за что? Чтобы король мог получить сво…

– Осторожнее, – коротко говорит Гашпар, и Фарентс тут же замолкает. – Пока мой отец занимает трон, ваши клинки по-прежнему принадлежат ему согласно присяге.

– Да, и мы бы предпочли, чтобы он так и оставался на троне, несмотря на его склонность к языческой магии, – отвечает Миклош, бросив на меня ещё один тяжёлый взгляд. – В твоё отсутствие Нандор стал ещё невыносимее, Барэнъя. Ведёт себя как ребёнок, для которого этот город – игрушка, которой он не желает делиться. Ему будет неприятно снова тебя увидеть, но полагаю, этого удара будет достаточно, чтобы немного выбить его из колеи… пока. Ты должен

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115