Эпилог
…- Княже, тебе пора узнать правду.
Юрий Ингваревич, с радушной улыбкой встретивший нас с Коловратом в гриднице, картинно распахнув руки для широких объятий, заметно напрягся от моего холодного, даже можно сказать, сурового тона. Чуть сощурив свои серые, умные глаза, он спросил с недоумением — и едва уловим неудовольствием:
— Какую такую правду?!
Не колеблясь ни мгновения, я твердо и четко произнес:
— Полоняник, которого захватила наша сторожа по осени, не знал ничего. Он даже считать не умел.
Юрий Ингваревич замер в недоумение, опустив руки, и очевидно пытаясь понять, что я имею в виду. Наконец, лицо его чуть прояснилось, но тут же приняло выражение искреннего изумления:
— Тогда кто же вам сообщил о численности орды и о планах Бату-хана?
— Я княже, я сам.
Сделав короткую паузу, я продолжил, видя, что Юрий Ингваревич явно не понимает, куда я клоню:
— После захвата полоняника у меня было несколько видений. В одном из которых мне была явлена гибель всех ратей земли Рязанской и Муромской у Вороножского острога. В другом я видел уничтоженный пожаром и взятый на меч Пронск. И свою собственную гибель на его стенах… В третьем — сожженную Рязань, а также последний бой боярина Коловрата, о котором ему при встрече и рассказал. В это сложно поверить — но в видение мне были открыты подробности жизни боярина, я узнал о его семье, о том, где они могли спастись… А также редупредил, что Михаил Черниговский не даст помощи и упросил возвращаться как можно скорее.
Евпатий с почтением склонил голову:
— Это так, княже. Егор тогда рассказал мне кое-что о моей семье, что знать никак не мог. Не только он — никто не мог… А также он указал, где спрячутся от поганых мои родные. Там я их, к слову, живых и невредимых и нашел — после того, как татары осаду с Рязани сняли.
Князь на несколько мгновений буквально оцепенел. После чего, с некоторым усилием прочистив севшее горло, он пронзительно посмотрел мне прямо в глаза — и, наконец, твердо спросил:
— Ты знал о гибели Федора?
Вопрос, который я ожидал — и ответить на который правдой было очень рискованно. Ведь скажи я полную правду — и Юрий Ингваревич никогда не простит мне того, что имея пусть даже крохотный шанс спасти его сына, я его не использовал… Вместо этого я спас тысячи жизней простых крестьян из весей, раскиданных по Прони! Но ведь и соврать столь же рискованно — проницателен князь, почувствует ложь и лукавство… Потому я выдал правду — в дозированном количестве, и избежав ответа на прямой вопрос:
— Мне было видение его гибели, княже. Но очевидно, в ту ночь видение совпало по времени с самим событием — а может, истина открылась мне и вовсе позднее убийства… Он дрался до конца. И пал как воин, пытаясь пробиться к Батыю — и поразить его.
Почернело, помрачнело лицо Юрия Ингваревича, а в глазах его отразилась застарелая отцовская боль, что до конца дней будет жить в его сердце… Замер он ненадолго — а после произнес совершенно чужим, надтреснувшим голосом:
— Что же Егор… Я должен поблагодарить тебя за все.
Но я лишь отрицательно мотнул головой:
— Да не в благодарности дело, княже. Монголы вернутся. Батый — вернется, и вернется в большой силе. Булгары разбили татар после Калки, и поганые собирались в поход на запад четырнадцать лет. Но после привели с собой несметное полчище… А мы ведь даже не разбили врага. Мы, в сущности, его лишь обманули! Ну и переиграли их хитрый план — хотя в моих видениях татары разгромили и рязанскую, и владимирскую рати в открытом поле, без особых усилий взяли все встреченные им города, разорили все до единой веси по Прони и Оке… В других же видениях мне открылось, как поганые использовали мгновенно сгорающую китайскую огнесмесь при штурме Рязани, как с помощью ее они истребили спешенных гридей, защищающих пролом в стене! Именно поэтому я рискнул своей жизнью и жизнями ближников, чтобы уничтожить ее… Но монголы обязательно привезут новый запас огнесмесей, и следить за ним будет не в пример тщательнее!
Потратив всего мгновение, чтобы перевести дух, я вновь заговорил:
— Новых видений у меня давно не было. Открылось лишь то, что Бату-хан желает вернуться. Как и его лучший воевода, нойон Субэдэй, потерявший в сече под Переяславлем своего сына, Кукуджу…
При последних словах князь не удержал мстительной улыбки, после чего спросил уже более-менее спокойно и деловито:
— Я много раз прислушивался к тебе, тысяцкий голова, и ни разу не пожалел о том, что тебя послушал. Послушаю и вновь! Так не томи же, открой, что ныне предлагаешь?
Сердце мое забилось в груди очень быстро — от волнения и даже страха за те слова, ради которых я и затеял текущий разговор. Наконец, решившись, я начал — пусть и немного издалека:
— Ни Рязань, ни Муром в одиночку не выстоят.
Юрий Ингваревич согласно кивнул, после чего вполне спокойно ответил:
— Что же, мы всегда сможем вновь позвать на помощь рать Юрия Всеволодовича.
Однако я вновь отрицательно махнул головой:
— Нет княже, просто не успеем. Татары отступят в Булгар, там они перезимуют. А в следующий раз — может и этим летом — они смогут ударить вновь. И со стороны Рязани, и со стороны Мурома, а может, и с обеих сторон… А сколько времени князь Владимира сможет держать свои дружины на юге? И что будет, если татарва пойдет от Нижнего Новгорода уже на его вотчину?
Князь с легким, пока еще только зарождающимся раздражением, спросил:
— Что ты предлагаешь, Егор?
В этот раз я ответил, чуть задержав дыхание — словно нырныв в ледяную прорубь:
— Присягнуть великому князю Владимира.
Сзади-справа раздался приглушенный возглас Коловрата, на который, впрочем, я не обратил уже никакого внимания:
— Присягнуть ему, признать его старшинство, назвать земли Рязани младшей вотчиной Юрия Всеволодовича. Собирать ежегодный оброк в его пользу — взамен за защиту. Пусть князь разместит и в Рязани, и в Муроме хотя бы небольшие дружины и обязуется прислать помощь, как только мы выведаем о выступление поганых в поход. И наоборот — как только ему потребуется помощь, ты княже, будешь обязан собрать дружину ему в помощь.
Юрий Ингваревич ошарашенно замер — мне показалось, что он тут же разразится гневной отповедью! Однако, подавив в себе этот порыв, после недолгого молчания он с нехорошей усмешкой спросил:
— Так значит, ты предлагаешь мне отказаться от княжества в обмен на горстку владимирских воев, что нам пришлют, да еще и обяжут кормить?!
Я поспешно возразил:
— Нет!!! Нет, княже. Я не закончил… Ни поодиночке, ни в союзе Владимир и Рязань с татарами не сладят. Только то, что расчет Субэдэя награбить необходимое количество продовольствия и корма для скотины на нашей земле, не оправдался, вынудил поганых отступить. Ну и то, что мы их обманули о помощи Чернигова и свежих ратях Владимира — а когда обман раскрылся, разжиться едой в Пронске ворогу уже не удалось, и возвращаться под стены Рязани они не стали именно из-за проблем со снабжением… Однако повторюсь, ни поодиночке, ни даже вместе лишь двум нашим княжествам не выстоять. Да всей разрозненной Руси не выстоять под напором поганых! А, значит, ей пришла пора сплотиться. Сплотиться вокруг самого сильного из всех князей, возвысить его — возможно, как базилевса, на ромейский манер. И твой пример, княже, станет самым первым, самым показательным и важным! За тобой последует Ярослав Всеволодович и наследник его, княжич Александр. И тогда в «царство Русское» вольется уже и Новгород… А за ним и ослабевший Полоцк. И Смоленск, коему угрожают литовцы, и Чернигов, в котором сейчас нет даже собственного князя… А объединив силы, мы отобьемся уже не только от татар, но и от литовцев, и от угрожающих Новгороду псов-рыцарей, и от свеев… При этом ты, княже, не перестанешь править своей землей, и внук твой также станет князем Рязанским. Но все существующие ныне княжества станут единым целым — как герцогства в королевстве франков, если угодно.
