class="p1">— Для начала… — Она полезла в сумку и вытащила реферат Виктора, — отрецензируешь вот эту рукопись. Платят у нас, правда, маловато, но ты же профессионал, сделаешь быстро.
— Давай, — сказал он нерешительно.
И тут же углубился в чтение.
4
Этот вечер они закончили у нее дома. Мать заперлась в своей комнате и не выходила. Опять говорили о сценарии, о порядках на студиях и о блестящем будущем, которое ждет Влада. Ни выплакаться, ни поделиться своим, наболевшим, Вика не имела возможности. Как только речь заходила о ее делах, Влад начинал ее целовать и лебезить, как перед тузами, и она поспешно, сдерживая раздражение, переводила разговор на его дела, дабы не участвовать в его самоуничижении.
В полночь Влад заторопился домой, чтобы успеть в метро до закрытия, и ушел, оставив ее так и не разрешившуюся своим бременем.
Была весна, неопрятная, настоящая замарашка. Предыдущие годы снегу выпадало мало, и коммунальные службы совершенно разучились убирать его. Грязные потоки запруживали тротуары и проезжую часть улицы, в льдистых, с застругами, снежных отвалах вытаивал зимний мусор. В сухие дни ветер гонял его с места на место, сдабривал песчаной пылью. Частники выводили машины из консервации. На дорогах сделалось тесно, душно от перегара нефти и масла, в автобусе невозможно было открыть окно. Вика возвращалась домой измочаленная, угоревшая и оглохшая.
Влад позвонил на второй день после встречи. Назначил свидание у кафе, на обеденный час. Выйдя из метро на площадь, Вика ослепла — от солнца, от бликов автомобилей. Влад стоял на той стороне булыжной мостовой у ярко окрашенных перил ограждения, искал ее глазами. Отыскав, помахал рукой с зажатой в ней рукописью. Вика смотрела на него в упор, но взгляды их никак не могли встретиться, гасли в уличном смоге где-то посередине.
Беспощадно высвеченный солнцем, Влад предстал перед нею во всем убожестве своего потрепанного костюма, с серым, нездоровым лицом, с неряшливыми, давно не подстригаемыми усами. «Урод, — подумала Вика, — господи, да что это за мужик пошел?»
— Сделал рецензию? — спросила она, увертываясь от его поцелуя.
— Нет, — откровенно признался он.
— Но почему? — рассердилась Вика.
— Потому что это полная абракадабра!
— Может быть, ты чего-то не понял?
— Тут и понимать нечего!
Такого ответа Вика не ожидала.
— Так-так, — заинтересованно сказала она, — очень любопытно!
— Может, зайдем? — с надеждой предложил Влад и кивнул на двери кафе. — Там бы и поговорили.
— Я же на обеде! — отказала Вика.
— Ах да. Но в общем-то, я все сказал.
— Устные отзывы у нас не практикуются, — сказала Вика после короткого раздумья, — но иногда администрация идет на это. Я имею право заплатить тебе. У меня как раз с собой казенные деньги.
— Что это за лавочка такая, твои курсы? — усомнился Влад.
— Приходится. — Вика пожала плечами. — Людей не хватает, вот и пускаемся во все тяжкие.
— Сколько же я заработал? — равнодушно, стараясь не выказать заинтересованности, спросил Влад.
Вика взяла реферат, посмотрела, сколько страниц.
— Семьдесят две, — торопливо подсказал Влад. — Как у классического сценария.
— Семьдесят две страницы… Три сорок, — объявила она цену, вскинув на него пристальный взгляд.
Влад сглотнул слюну.
— И то деньги, — усмехнулся он.
Вика полезла в сумку. В кошельке у нее были четыре металлических рубля, трешница и рубль бумажный, дожидающиеся комплекта, чтобы стать десяткой. Она достала трешницу и бумажный рубль.
— Получи. Шестьдесят копеек будешь должен.
— Я сейчас разменяю! — Влад метнулся к кафе.
— Не надо! — остановила Вика. — Потом вернешь.
Она почувствовала незнакомое прежде удовлетворение от того, с каким убитым видом Влад взял у нее деньги, как незаметно ощупывал их в кармане, проверяя, надежно ли положил. Ей подумалось, что надо было дать железные. Мысль эта доставила ей почти чувственное наслаждение.
— Да, Влад, — сказала она, — у нас одна старушка надсмотрщица ушла. Почему бы тебе не наняться на ее место? Целый день сиди себе, размышляй. Зарплата невелика, но все-таки. Замолвить за тебя словечко?
Влад, криво улыбаясь, замотал головой, потом словно в отместку заговорил о реферате, о непроходимой глупости автора и его умозаключении. В чем в чем, а в эпохе Влад разбирался, как профессиональный историк. И странная вещь, его оценки ничуть не задели Вику, напротив, оценки эти бальзамом пролились на ее душу. Отдельные, особенно язвительные выражения она повторяла в уме для памяти.
Целый день, в ожидании разговора с Виктором, у нее не проходило приподнятое настроение. Она разыскала его у Верочки в архивных фондах. Помещение архивных фондов было тесным, пыльным и сумрачным, как, собственно, и сам музей, набитый рухлядью.
— Прочла? — упавшим голосом спросил Виктор.
— Игра не стоила свеч, Торик, — сказала Вика.
— Что, так плохо?..
— Галиматья, — со вкусом проговорила Вика и, не давая ему опомниться, выложила все, что сказал о реферате Влад.
Виктор молча, с дрожащим подбородком вышел из фондов.
— Зачем вы так? — не то прорыдала, не то простонала Верочка.
— А в чем дело? — насмешливо спросила Вика.
И в эту самую минуту ее вдруг озарило, что за всю ее скучную, пустую, несложившуюся жизнь можно мстить. Чувство было острое, упоительное, пьянящее новизной. Наверное, это как-то отразилось на ее лице, потому что Верочка, глядя на нее во все глаза, всхлипнула и сказала:
— Вы такая красивая, умная, а я… Что мы вам сделали?!
Вика беззастенчиво шарила по ее лицу, искаженному болью, с удовольствием обнаруживала поплывшую тушь на веках, прыщик на покрасневшей шее, дешевенькое колечко на худом пальце.
Спросила:
— Кольцо в табачном киоске небось купила?
Верочка заморгала — смешно, как заводная кукла.
— Что? Кольцо? При чем кольцо?
Вика расхохоталась. Душа ее, еще утром представлявшаяся ей тем же музеем с пыльными, сумрачными экспозициями любовей, надежд и разочарований, потянулась сладко, с хрустом, в предчувствии новых, не изведанных еще радостей.
Колыбельная Мельо
Напевная и выразительная мелодия. Очень удобна для выработки дыхания. В исполнении следует добиться мягкого, ровного и теплого звучания.
Из сборника фортепианных пьес
1
Собственно, Шумков лечился от пневмонии и в зубной кабинет забрел случайно, прогуливаясь в тихий час по пустынным коридорам больницы. Он вспомнил о дупле в коренном зубе, очень ему досаждавшем, и, набравшись смелости, постучал.
Ему тотчас ответили:
— Пожалуйста! Я свободна!
Шумков вошел.
Флора Никифоровна, зубной врач, пожилая энергичная дама, была свободна с утра и от нечего делать взялась за него не на шутку, потом без всякой просьбы Шумкова принялась снимать камни.
— Зубки у вас очень хорошие! — отреагировала она на немой испуг Шумкова. — В такие влюбиться ничего не стоит!
Тот, с ватой во рту, прошамкал:
— Лет на пять хватит?
— На
