Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Политбюро ЦК ВКП(б). Однако, об этом я с ним не говорил, хотя и рассчитывал на него. С этой же целью я перевел Таболина из города на жительство в Кремль.
Брюханова я назначил сначала дежурным помощником коменданта Кремля, а в 1937 году – комендантом здания Рабоче-Крестьянского правительства. Брюханова, как и Таболина, я всячески поощрял, брал его с собой на курорт в Сочи в 1936 году и сделал из него исключительно преданного мне человека. Я имел в виду в нужный момент открыто переговорить с Брюхановым о заговоре, надеясь на его согласие и конкретную помощь. К тому времени у меня зародился еще и другой план.
ВОПРОС: Какой еще гнусный план Вы наметили?
ОТВЕТ: Я посоветовал Брюханову жениться на Шуре Виноградовой, которая обслуживает лично Сталина, что он и сделал.
ВОПРОС: С какой целью Вы посоветовали Брюханову жениться на Виноградовой?
ОТВЕТ: Видя, что дело с арестом членов Политбюро затягивается, я лично решил покончить со Сталиным путем отравления его пищей, которую обычно подает Виноградова. Я это мыслил совершить лично или через Брюханова, но во всяком случае без участия самой Виноградовой, которой я бы побоялся открыться, поскольку она около 15 лет преданно и добросовестно работает в Особом секторе ЦК ВКП(б). Однако, Виноградова нужна мне была для осуществления моего плана и я полагал, что если она будет женой ближайшего мне человека – мне это возможно легче будет осуществить.
Исключительно по своей собственной инициативе мною были намечены, как подходящие для вербовки, еще некоторые командиры из охраны Кремля, которых я всячески приближал к себе.
Я имею в виду:
1) Ревзина М.С. – моего помощника по хозяйству, в прошлом анархиста, идеологически неустойчивого человека, карьериста, брат которого как троцкист, исключен из партии, а сестра, как жена врага народа, также исключена из партии и выслана.
2) Цвирко и Янсона – оба с весьма сомнительным прошлым. Из заговорщических соображений они были использованы мною на наиболее важных объектах Кремля: Цвирко – комендантом Большого Кремлевского дворца; Янсон – комендантом Мавзолея и заведующим особым правительственным кино.
3) Кушлиса и Колмакова. Первый – заместититель начальника квартирного отделения комендатуры Кремля, а второй – начальник финансового отделения, – оба политически неустойчивые и вообще сомнительные люди.
4) Хурцева и Ганжерли – бывшие командиры школы имени ВЦИК, затем дежурные помощники коменданта Кремля, а также Дергачева – начальника полковой школы Кремля. Хотя все они трое и являлись осведомителями Особого отделения ГУГБ Кремля, но были мне достаточно известны, как разложившиеся люди.
Всех перечисленных лиц я всемерно приближал к себе, оказывал им особое внимание, незаслуженно продвигал по службе и создал им хорошее материальное положение.
Я должен также сказать, что примерно в конце 1935 года я просил Фельдмана у него в кабинете дать мне в Кремль помощника по хозяйству. Фельдман тогда усиленно рекомендовал мне Абола (сейчас он помощник начальника академии имени Фрунзе). Я спросил Фельдмана: “Что Абол – заговорщик?” Фельдман мне ответил, что хотя Абол и не является участником заговора, но он свой человек. При этом он (Фельдман) добавил, что для того, чтобы быть заговорщиком, не всегда обязательно знать о наличии заговорщической организации. Я не возражал против назначения Абола моим помощником, но почему-то оно не состоялось.
Такие же фразы – “он свой человек” – я слышал еще в декабре 1933 года от Якира, когда последний вербовал меня в организацию…
ВОПРОС: Как же Вы практически намечали осуществить арест членов Политбюро ЦК ВКП(б)?
ОТВЕТ: Я полагаю, что мне не нужно объяснять следствию то, что в Кремле по существу все было в моих руках; недаром центр военно-фашистского заговора избрал меня главным исполнителем этого чудовищного преступления перед советским народом. Арест членов Политбюро ЦК ВКП(б) я мыслил себе осуществить следующим образом: расставив надежных и решительных заговорщиков внутри соответствующих подъездов квартир, занимаемых членами Политбюро, а также в подъездах № № 2 и 3 здания Рабоче-Крестьянского правительства, по сигналу Гамарника или Ягоды арестовать их при выходе из квартир или здания правительства.
Другой вариант ареста членов Политбюро ЦК ВКП(б) сводился к тому, чтобы одновременно захватить их в момент нахождения на квартирах в Кремле, что обычно бывало накануне 1 Мая и 7 ноября.
Эти варианты мною были доложены как Гамарнику, так и Любченко (отдельно каждому).
Гамарник принял второй вариант – арест по квартирам, как он говорил, это спокойнее и без шума.
ВОПРОС: С Ягодой и Паукером у Вас была открытая заговорщическая связь?
ОТВЕТ: Никогда ни тот, ни другой прямо не говорили со мной о заговорщических делах.
Только один раз в 1935 году Ягода у себя в кабинете сказал мне: “Ворошилов или кто там еще подозревали Вас в сокрытии соцпроисхождения. Все это понятно, не зря у меня в столе имеется дело, в котором изложена вся Ваша жизнь со дня рождения”. После этого Ягода спросил меня: “Послушайте, Вы долго были “боротьбистом”?” Я ему ответил, что “боротьбистом” никогда не был. На этом наш разговор кончился. Я сообщил Гамарнику о беседе с Ягодой, но он на это ничего е сказал, а только напомнил, чтобы я о всех своих неслужебных разговорах с Ягодой докладывал ему.
С Любченко я тоже поделился об этом же разговоре. Он отнесся к нему более внимательно, чем Гамарник, заявив мне: “По возвращении на Украину я проверю через свои НКВД, имеет ли кто-нибудь из наших “украинцев” что-либо против тебя и не донес ли?
Однажды Ягода совместно с Паукером вели со мной разговор (в 1936 г. или в конце 1935 г.) о целесообразности вывода из Кремля военного гарнизона. Ягода тогда говорил, что он считает опасным держать в Кремле много людей и тем более гарнизон, ибо всех не проверить, а возможность террористических актов увеличивается. Настоящую цель этого мероприятия он мне не сказал, но вся последняя его фраза прозвучала какой-то иронией. Больше Ягоды и Паукера интересовался и всегда тепло ко мне относился Буланов. Но он никогда никаких разговоров заговорщического порядка со мной не вел, а всегда говорил: “Смотри, чтобы все было в Кремле хорошо”.
Примерно в июне-июле 1936 года Гамарник говорил мне, что в конце 1935 года Ягода должен был арестовать в Кремле правительство и совершить “дворцовый переворот”. Почему это не было осуществлено, он так и не сказал мне, но я понял, что Ягоде тогда помешало что-то такое непредвиденное.
ВОПРОС: Может быть, Вы вспомните некоторые факты, связанные с этим?
ОТВЕТ: Я припоминаю только один факт, который, по моему мнению, заслуживает внимания.
Буланов и Успенский (бывший в то
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
