это допускала должность надсмотрщика, когда гораздо чаще приходится наказывать, чем вознаграждать. Гуманный и добрый, он часто спускал невольникам мелкие провинности, нередко даже заступался за них перед хозяевами, младший из которых, Блонт, был очень горяч и необуздан.
Но Снивели все-таки слишком дорожил своим местом и в серьезных случаях не решался пойти наперекор воле хозяев. К тому же он и сам верил, что управлять невольниками без наказаний невозможно. Да, хозяева иногда чересчур требовательны, но зачастую и невольники позволяли себе такие выходки, что очень трудно было с ними совладать, гораздо труднее, чем с домашними животными, к которым в те печальные времена приравнивались рабы.
Кроме того, Снивели недолюбливал Голубого Дика, считая его субъектом ленивым и мятежным, способным дурно влиять на других рабов.
Получив заверение Блонта, что тот лично ответит перед отцом за свое распоряжение подвергнуть Голубого Дика истязанию, надсмотрщик не считал более себя вправе отказываться от исполнения воли молодого господина.
Все это происходило на открытом дворе, который находился позади основных зданий.
Посреди двора стоял насос, в корпусе из почерневшего от времени дуба; стержень этого насоса был так велик и массивен, что только самый сильный человек мог поднимать и опускать его несколько минут подряд.
Вода, поднимаемая насосом, падала с высоты пяти футов в большое деревянное корыто, из которого поили лошадей и прочих домашних животных.
Корыто это всегда наполовину заполнялось водой. А поскольку в долине Миссисипи царит палящий зной, вид примитивного бассейна должен был радовать обитателей плантации. Но невольники мистера Блэкаддера смотрели на это приспособление с тем ужасом, с каким осужденный на смерть глядит на эшафот.
Более половины несчастных в разное время побывали под насосом, струи воды из которого в течение долгих минут, казавшихся вечностью, впивались в их черепа подобно железным гарпунам.
Этот вид наказания стал применяться на плантации Блэкаддеров особенно часто с тех пор, как там начал распоряжаться Блонт.
…Мистер Снивели подозвал к себе нескольких крепких негров и передал им приказ молодого господина. Те выказали полнейшую готовность выполнить требуемую экзекуцию, так как дело шло о Голубом Дике.
Молодой мулат не пользовался симпатией у обитателей плантации. Негры смотрели на него косо, считая, что он добивается власти над ними. А все оттого, что кожа у парня была светлой, а сам он казался гордецом, поскольку близко с неграми не сходился и относился к ним с высокомерным презрением.
Сам Голубой Дик подвергался этому наказанию впервые, но нередко подводил под него товарищей, обвиняя их в непокорности, хотя сам чаще других бывал виноват в непослушании. Правда, старый Блэкаддер многое прощал ему, что способствовало заносчивости мулата.
Это предпочтение, отдаваемое Голубому Дику, такому же невольнику, как они, очень возмущало негров.
Не скрывая радости по поводу того, что наконец-то гордец будет поставлен на одну доску с ними, рабы, которым Снивели приказал вести мулата, подошли к нему.
Двое подхватили Голубого Дика за плечи, двое — за ноги и понесли к насосу. Они положили парня в корыто и так крепко привязали к железным перекладинам, что тот не мог даже шевельнуться.
Голова Голубого Дика оказалась как раз под отверстием насоса. И, конечно, рабы постарались, чтобы он не мог ее никуда повернуть; при малейшем движении мулата задушили бы сжимавшие шею ремни.
— Хорошо! — крикнул молодой Блэкаддер. — Теперь можете оставить его. — И, обратившись к огромному негру, ожидавшему его приказа у стержня насоса, добавил:
— Валяй, Бланко! Выдай ему двойную порцию! Не жалей воды!
Бланко, похожий скорее на хищного зверя, чем на человека, несколько раз уже подвергался наказанию под насосом. Оскалив зубы в злорадной усмешке и зная, что сейчас придется вытерпеть ненавистному мулату, он поспешил привести насос в действие.
Вода полилась сильной широкой струей на череп мулата, прямо на темя, что было особенно мучительно… А в это время негры, покатываясь от хохота, изощрялись в злых и грубых остротах.
Голубому Дику было не столько больно от насмешек и самого наказания, сколько от того, что он заметил среди зрителей Сильвию, очевидно, тоже наслаждавшуюся его позором и страданиями.
Слух о том, что мулат подвергнут наказанию, дошел до негров, и вскоре вокруг места экзекуции собралась большая толпа. Никто не жалел мулата; все хохотали и осыпали несчастного насмешками, со зверской жестокостью упиваясь его мучениями.
Наблюдали все это даже обитатели господского дома, среди которых особенно выделялась Клара Блэкаддер, сестра Блонта, девушка лет двадцати, очень миловидная, нежная и изящная.
Стоя на балконе, она глядела на пытки невольника с таким убийственным равнодушием, словно присутствовала на представлении какой-нибудь банальной комедии, сюжет которой ей давно известен.
А вот брат красавицы был далеко не бесстрастным: на лице молодого человека отразилась столь жестокая радость и злобное торжество, что посторонний наблюдатель ужаснулся бы, взглянув на него.
И в самом деле, страшно было смотреть на этого юношу и на ровесника-невольника, из которых первый торжествовал победу деспотизма, а второй терпел двойную пытку — физическую и моральную.
Тот же наблюдатель сразу подметил бы странное сходство двух молодых людей, несмотря на огромную разницу в их положении.
Если бы не смуглая кожа и курчавые волосы мулата, он мог бы показаться двойником Блонта Блэкаддера, до такой степени они были похожи.
Впрочем, в данную минуту это сходство не так бросалось в глаза: страшная пытка изменила лицо мулата до неузнаваемости.
Сквозь сильную струю воды, беспрерывным потоком падавшую на истязаемого, зрители ясно могли различить его неподвижный взгляд, устремленный на эту бездушную толпу, наслаждавшуюся его страданиями и позором, его посиневшие губы, особенно резко искривившиеся, когда он заметил в толпе Сильвию.
Голубой Дик собрал все свои силы и не только не просил о пощаде, но даже не издал ни единого звука, несмотря на то что испытываемые им страдания от бившей в темя воды были выше человеческих сил.
Лишь тело раба судорожно извивалось, и он рисковал быть задушенным накинутой на шею
