Вике и, видимо, наигравшись, добавил: – Приятно было пообщаться, не буду вам мешать.
Я не стала смотреть, как он уходит. Желая побыстрее стереть последние пятнадцать минут, я предложила Вике кофе с мороженым, и она согласилась. Но в столовой мне пришлось выдержать настоящий допрос, теперь мою двоюродную сестру интересовало все, что касалось Егора, в мельчайших подробностях.
– Как жаль, что через неделю мы улетаем в Турцию. И еще надо собраться… А то я бы приехала к тебе через пару дней. Но с другой стороны, можно и позже…
Мысли Вики скакали, и она все время оборачивалась на дверь, в надежде, что зайдет Егор. Но я была уверена: он не появится. Меня он тоже не мог выносить больше пятнадцати минут.
* * *
Папа вернулся около семи, но ужинать не пришел. Он часто работал до ночи, и Эмма относила ему кофе и кусок какого-нибудь пирога в кабинет. Если же речь шла о бокале вина, то требовались сыр и тонко нарезанное сырокопченое или запеченное мясо. В такие загруженные вечера я заглядывала к папе только сказать «Привет!» и отправлялась дальше по своим делам. Как иногда говорила бабушка: «Трудоголизм в наших мужчинах непобедим, годы показали, что он передается как по наследству, так и воздушно-капельным путем». Но сегодня мы собирались обсудить обучение в новой школе, и я настроилась на разговор.
Сроки поджимали, уже шло распределение, и предстояло решить, в какой класс я буду ходить. Можно было выбрать из лингвистического, медицинского, гуманитарного, технического, экономического… Пока я даже не запомнила все варианты. Раньше в этой школе учились Павел с Егором, и папа остался очень доволен. Честно говоря, мне требовался совет. Я не понимала, куда больше тянет душу, и боялась ошибиться.
Не знаю, почему я притормозила около двери кабинета, а не вошла сразу.
Дверь была чуть приоткрыта, и до меня доносились голоса Елены Валерьевны и папы. Обрывки фраз цеплялись друг за друга или, наоборот, разбегались в стороны.
– …я всегда тебе доверял. Нас с Дженни не было неделю… хотя, если это правда, все началось у вас давно…
– Не понимаю, почему ты мне не веришь?..
– Я хочу верить.
– …тебе подсунули какую-то ерунду… не надо слушать сплетни… Ладыгин помогает тебе столько лет, а ты так плохо о нем думаешь… И обо мне тоже!
– Я не собирался поднимать этот вопрос. Но все же считаю, что лучше сразу объясниться… И я не обвиняю, я спрашиваю…
– Мы с Сашей просто друзья… Тебе не о чем беспокоиться… Тот, кто тебе сообщил эту чушь, наверняка нацелен на его место…
– …Лена, у нас хорошая семья… известно, как я к тебе отношусь…
– Уважительно! – В голосе Елены Валерьевны появилась ирония. – Мне тоже многое кажется… Например, что ты до сих пор любишь мать своей дочери…
– Совершенно не нужно думать о моем прошлом… И мы говорим о тебе. Что происходит? Надеюсь, больше не придется выслушивать намеки… не важно, от кого они исходят… пусть даже от подхалимов…
– …нельзя же верить подхалимам больше, чем мне… Ладыгин – приятель, друг… называй как считаем нужным. Но не более того. У меня с ним нет иных отношений. Я не изменяю тебе.
– Лена, я хочу тебе доверять…
– Вот и доверяй!
Шокированная услышанным, боясь быть обнаруженной, я метнулась к лестнице, а затем устремилась в свою комнату. Передо мной маячил образ Ладыгина, я пыталась вспомнить его внешность до деталей, чтобы представить, возможно ли… Высокий, спортивный, широкоплечий и даже притягательный, он все равно проигрывал папе. Для меня они были категорически несравнимы. Хотя у всех вкусы разные, и вообще не понятно, что в таких случаях играет важную роль. Улыбка, взгляд, мимолетная фраза?..
«Они знакомы много лет. Если Елена Валерьевна и Ладыгин… Тогда у них это точно не один месяц длится…»
Мысли притормаживали. Я пока не была готова верить в измену, подозрения – это еще не факт.
«Да и не было измены! Папа просто сомневался, ему кто-то что-то сказал…»
Плюхнувшись на кровать, я просидела минуты две, а потом вскочила, метнулась к шкафу и достала купальник.
«Встречаемся в бассейне?» – написала я Павлу.
«Да, скоро буду», – быстро пришел ответ.
День заканчивался как-то неправильно, подслушанный разговор сжимал сердце, а в душе росло и крепло беспокойство. Представляя, как сейчас больно папе, я надеялась на ошибку. И я никому ничего не собиралась рассказывать. Даже Павлу. Нельзя ходить по хрупкому льду в сапожищах. И в тапочках нельзя. И босиком тоже. Если такое случается, то должна быть тишина. Мы все лишние, папа с Еленой Валерьевной разберутся сами.
Но когда я спустилась на первый этаж и увидела, с каким грустным лицом папа направляется в столовую… Погруженный в свои горестные мысли, он не замечал меня.
Я принялась кусать губы и злиться. На Елену Валерьевну, Ладыгина и того неизвестного, кто сообщил правду или кривду папе.
«Это вранье. Все пройдет и забудется, – твердила я, сворачивая с одной дорожки на другую. – Пусть они побыстрее помирятся».
Я пришла раньше Павла и сразу совершила приличный заплыв, который меня несколько успокоил. Вода поблескивала, рябила, убаюкивала и старательно смывала плохие мысли. Ожидание щекоткой отзывалось в животе, и на губах даже появилась улыбка. «Папа ошибся, его обманули», – размышляла я уже без нервов и надеялась, что скоро он и сам поймет это.
– Дженни, – улыбнулся Павел, и я рванула к нему, активно работая руками и ногами, разбрызгивая воду в разные стороны. – Извини, Андрюха позвонил, он со своей девушкой расстался вчера, переживает. Не мог я его бросить.
Мне было жаль неведомого Андрюху, но я буквально врезалась в Павла, прижалась к нему и, ловя последние капли необходимого утешения, честно выдохнула:
– Я полдня представляла, как ты обнимешь меня.
Руки Павла скользнули по моей спине, опустились ниже и замерли на бедрах, там, где находились завязки-бантики на трусах.
– Дженни, вообще-то я не железный. А ну-ка отплыви от меня метров на пять. – Но он держал меня крепко и не собирался отпускать, чему я, конечно, была рада. Как же приятно от него пахло: лимоном, хвоей, морской свежестью и чем-то еще неуловимым… Павел поцеловал меня в плечо, а затем нежно коснулся губами моих губ. Его руки напряглись, и я осознала, что между его грудью и моей есть лишь тонкая ткань мокрого купальника. Павел отстранился, улыбнулся и отошел на метр в сторону. Стало жаль, что его руки перестали согревать меня, и я коротко вздохнула. – Ничего… Исполнится же тебе однажды восемнадцать лет…
– Ты… собираешься ждать? – неуверенно спросила я,
