— Ну так убирайся, покуда цел, — приказал ему Конар. — И учти, если я снова застану тебя с моей женой…
— Меня с твоей женой или твою жену со мной? — издевательски переспросил Жоффрей.
Конар вдруг послал Тора вперед. Огромный, черный как ночь, боевой конь ринулся на Жоффрея, и Гастон, не выдержав, вскричал:
— О Боже, граф, придержите жеребца, ведь он затопчет этого негодяя!
Конар заставил Тора остановиться всего в нескольких дюймах от Жоффрея.
— Убирайся! — взревел он, не в силах больше сдерживать ярость.
Жоффрей проворно выскочил на берег ручья, но, удалившись на приличное расстояние от Конара, не преминул послать Мелисанде глубокий поклон. Затем он вскочил на своего коня и воскликнул:
— Желаю приятно провести день, графиня!
Дав шпоры скакуну, он поднял его в галоп и быстро скрылся из глаз. Мелисанда смотрела ему вслед, ощущая на себе суровый взгляд Конара. Она еле заставила себя поднять на него глаза, опасаясь гневной вспышки.
— Ты сама виновата во всем, Мелисанда! — упрекнул он ее.
— Виновата в чем?
— Садись на лошадь.
— Но…
— Я не собираюсь ничего обсуждать с тобой здесь и сейчас! — рявкнул он.
Она невольно перевела взгляд на Свена с Гастоном. Оба слуги — и золотоволосый юноша, и седобородый ветеран — чувствовали себя крайне неловко.
Вне себя, оттого что Конар позволяет себе так грубо командовать ею в присутствии слуг, она, оступаясь на скользких камнях, поспешила к Герою и вскочила в седло.
Герой был на диво резвым скакуном. Она легонько тронула стремена, и он рванулся вперед быстрее птицы, вперед, вперед, через поля, по направлению к замку. И хотя Конар изо всех сил понукал своего Тора, тот все равно остался далеко позади.
Возле южной башни она грациозно соскочила с седла и бросила поводья подбежавшему груму. Торопливо поднявшись вверх по лестнице, она юркнула в свою комнату и захлопнула было дверь, но в ту же минуту дверь резко распахнулась, так что Мелисанда едва успела отскочить в сторону. В комнату ворвался Конар. Он взглянул ей в глаза, а потом невольно опустил взор на ее грудь, трепещущую от быстрой ходьбы и волнений. Сердце Мелисанды сжалось.
— Напрасно ты пытаешься спрятаться от меня! — грозно произнес он.
— Сударь, ежели вам угодно, чтобы я не пряталась от вас, то потрудитесь не распускать язык, когда говорите со мною в присутствии слуг. Совершенно ни к чему рявкать на меня и понукать так, словно я малое дитя!
Он двинулся внутрь комнаты, и она отскочила, испугавшись, что он прибегнет к силе. Однако он лишь прошел в дальний угол и, к ее удивлению, принялся рыться в одном из ее сундуков — причем не в том, что был привезен из Вессекса, а в старом, который слуги принесли из ее бывшей девичьей комнаты.
В нетерпении он вынимал и отбрасывал в сторону одну вещь за другой.
— Я не могу не говорить с тобой, как с ребенком коли ты постоянно ведешь себя, как ребенок, притом не самый умный.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что ты очертя голову ускакала невесть куда одна без охраны, не предупредив ни одну живую душу!
— Но… — от гнева она на секунду онемела. — Я не пленница!
— Тебе нельзя выезжать за стены!
— Ты не имеешь права говорить мне такие вещи! — гордо вздернув подбородок, она приблизилась, чтобы видеть, что он вытаскивает из ее сундука. — Там, в чужих землях, ты годами держал меня на положении пленницы. Но никто не вправе запретить мне прогулки верхом, когда я нахожусь в своем собственном доме…
Он повернулся к ней резко, и она замерла, завороженная его взором, не заметив поначалу, что он держит в руках.
— Мелисанда, тебе нельзя отныне и впредь выезжать на прогулки одной. И я могу и должен сказать тебе об этом.
— Но… — начала было она, и в этот момент ее глаза, уловили тусклый блеск предмета, который держал в руках Конар. Присмотревшись, она узнала кольчужную рубаху, удивительно тонко сработанную каким-то искусным кузнецом, — подарок ее отца.
— Что ты делаешь? — вскричала Мелисанда.
— Смотрю, добротно ли она сделана, — отвечал он. — Боюсь, что впредь тебе можно будет выезжать за стены крепости лишь в этой рубахе.
— Нет! Нет! — и она с неожиданной яростью набросилась на него, молотя кулачками по его груди, так что он даже попятился при виде столь сильного натиска. — Нет!
Он отбросил кольчугу в сторону и поймал ее руки, стараясь успокоить ее. Она в бешенстве уставилась ему в глаза.
— Ты не посмеешь! Это его последний дар, это последний подарок моего отца. Если только ты еще прикоснешься к моей кольчуге, я возненавижу тебя до конца дней! Клянусь тебе, клянусь!
— Ха, да ты и так меня уже ненавидишь! — возразил он.
— Ты еще не знаешь, что тебя ждет! — мрачно пообещала она.
Похоже, что ее угрозы все же подействовали. По крайней мере, Конар на миг задумался.
— Хорошо, я больше не прикоснусь к твоей кольчуге, но пообещай и ты мне…
Конару явно претила эта торговля, однако он твердо решил добиться своего.
— Что я должна пообещать?
— Что ты больше не выедешь за стены крепости без моего ведома. Что ты отныне будешь прогуливаться либо со мной, либо с теми провожатыми, которых я тебе назначу.
— То бишь с твоими дружками-викингами, — ледяным тоном добавила она.
— Я жду твоего обещания, Мелисанда.
— Обещание недолго и нарушить, — съязвила она.
— Но не по отношению ко мне. Я позабочусь о том, чтобы ты все исполняла в точности.
Она упрямо прикрыла глаза. Он отпустил ее руку и наклонился, чтобы поднять с пола кольчугу. Взяв ее у него из рук, она, не спеша, направилась обратно к сундуку и аккуратно уложила отцовский подарок на место.
— Я все еще жду, — напомнил он. Напряженно выпрямившись, она повернулась к нему спиной.
— Можете считать, что вы получили мое обещание милорд викинг, — неохотно буркнула она.
«Ну, теперь-то он уберется отсюда, — подумала она. — Ведь он добился своего». Однако, обернувшись Мелисанда увидела, что Конар все еще стоит возле двери.
— Завтра на рассвете мы отправляемся в Руан, — был ответ на ее вопросительный взгляд.
Сердце замерло у нее в груди. Губы скривились горестной улыбки.
— Ах, Руан! — едва слышно произнесла она. — Если не ошибаюсь, милорд, вы выбрали именно это место для того, чтобы я повторила данные вам обеты перед Богом и толпой вассалов?
— Вы не ошиблись, сударыня, именно этого я от вас и жду.
— Ну что ж, посмотрим, что у вас выйдет, — мрачно прошептала она.
