На звонок кто-то ответил.
Он далеко не сразу на это решился и, очевидно, долго слушал мелодию из сериала «Очень странные дела», которую она установила вместо звонка. Но в конце концов ответил. И теперь молчал.
Девочка с фиолетовой челкой сидела на полу в своей комнате. Она наконец-то распаковала и вытащила из коробки новый телефон, который ей купили родители взамен старого, который, как все думали, сгинул в озере.
В трубке слышалось лишь чье-то дыхание.
— Ты принес мне медвежонка, ты пришил ему голову.
Все еще молчание.
Ни слова в ответ.
— Я сделала кое-что гадкое. И мне за это стыдно. Я не хочу продолжать, — на одном дыхании произнесла и сразу уточнила: — А он меня заставляет. — Она всхлипнула, едва не расплакалась. — Не знаю, зачем я тебе это говорю, но кому я могу открыться? Я даже не знаю, кто ты, какой ты, но ты должен мне помочь, мне это нужно… помоги мне еще раз. — И теперь уже слезы катились по ее щекам ручьями. — Завтра вечером Рафаэле приедет за мной и куда-то повезет. Я не знаю куда, но знаю, что не хочу туда ехать.
Она взмолилась про себя, чтобы загадочный собеседник правильно расслышал эти слова, и подождала, когда он хоть как-то обозначит, что понял.
Но через несколько секунд связь оборвалась.
46
Одна створка окна была открыта, но муха никак не могла найти выход и упрямо билась о стекло там, где закрыто; она сама усложняла себе жизнь и, вероятно, обрекала себя на неминуемую смерть. Так продолжалось уже десять минут, и Охотница не могла оторвать от нее взгляда: она чувствовала себя точно такой же мухой.
Второй раз в жизни она попала в больницу. В первый раз это случилось накануне родов. И оба раза профессор Ринальди оказывался рядом.
— Хорошая новость в том, что твоя развалюха почила с миром и тебе придется с этим смириться, — сказал бывший муж, собирая ее вещи перед выпиской.
Охотница помнила, как ударилась о дерево, как пахло лесом, как все перевернулось вверх ногами. Остальное — тьма. Она не помнила, что ее нашла Памела и что она же вызвала «скорую»; не помнила и то, что подруга ехала с ней вместе в машине до самой больницы Святой Анны. Хотя ей сообщили, что она все это время была в сознании и даже отвечала на вопросы медперсонала.
Она отделалась переломом руки и несколькими ссадинами, а могло быть гораздо хуже.
Все решили, что авария произошла из-за того, что за пару часов до этого она получила черепно-мозговую травму. Никто не верил, что к ней в дом проник опасный убийца. Все считали, что это был обычный вор, а когда она его обнаружила, он оглушил ее, чтобы скрыться. Убийцы убивают, а не ранят — таков был их главный неопровержимый довод.
— Кто-то повредил тормоза, — в изнеможении возразила Охотница.
— Ты уже говорила, но это не машина, а рухлядь, теперь уже страховая во всем разберется.
Помятый чуть более, чем обычно, вид Ринальди свидетельствовал о том, что сегодня он еще не выпил ни капли спиртного. Как и все алкоголики, приняв на грудь, он выглядел лучше — более расслабленно, и руки переставали трястись. Алкоголь излечивал от хвори, вызванной самим же алкоголем. И хотя через некоторое время профессор снова приложится к бутылке, сейчас он был трезв — ради нее, — и это ей, безусловно, было приятно.
Никто из них не упомянул о трагическом событии, что связывало их с этим местом.
Пока Ринальди доставал из сумки одежду, в которой Охотнице предстояло через час покинуть больницу, она думала о том, что неплохо было бы погладить ему рубашку. В браке они делили домашние дела пополам — все, кроме глажки. Ей эта работа никогда не давалась, но пришлось научиться. И хотя ей было противно оттого, что некоторые люди судили о достоинствах жены по рубашкам мужа, ей было важно, чтобы профессор появлялся на работе в опрятном виде.
Дверь была открыта, но кто-то все же постучал.
Охотница обернулась и увидела Памелу, которая выглядывала из-за двери с милой улыбкой на лице. Охотницу это даже задело, ведь обычно подруга всегда была на взводе.
— Как себя чувствуешь? — спросила та; Охотница услышала в ее тоне фальшь и разозлилась.
— Уже получше, спасибо, — отозвался Ринальди вместо нее.
— Стало быть, это правда, ты едешь домой.
Охотница заметила, что Памела одета в форму. Значит, заглянула ненадолго.
— Чего тебе? — резко бросила Охотница.
— Похоже, ты все еще на меня злишься. — Памела развела руками в знак бессилия.
— Еще бы, ведь ты мне не веришь, — сердито ответила Охотница. — Хотя я дала тебе все необходимое, чтобы понять, с кем мы имеем дело.
Памела взяла стул и села у койки.
— Я только что заезжала к Сильви, — сказала она. — После аварии он ускорил работу над материалом и сравнил ДНК волос с расчески Магды и найденной в озере руки.
— И что? — нетерпеливо спросила Охотница.
— Соответствий не обнаружено.
Охотница похолодела:
— Как так?
— Все просто. Светлые волосы, которые ты сняла с расчески, не настоящие. Это парик.
Ей не приходило в голову, что волосы женщины были не настоящими.
— Можете вернуться туда и взять еще какой-нибудь образец, — возразила она.
— С чего бы? На то есть веская причина?
Вопрос ее поразил.
— Хотя бы потому, что с этой женщиной, возможно, случилась беда.
— На будущее: если решишь устроить еще один незаконный обыск, бери лучше зубную щетку, — с иронией заметила Памела.
— А что насчет других девяти блондинок, исчезнувших за последние десять лет в районе Комо? Это тоже плод моей фантазии?
Памела начала терять терпение.
— Если мы сейчас отправимся в паспортный стол и проведем такой же поиск по другим параметрам, например, «мужчина, брюнет, возраст под сорок», результатов тоже будет немало.
— А что ты скажешь насчет следов от укуса на руке?
— Ничего, но это и не доказывает убийство.
Профессор Ринальди молча наблюдал за их перебранкой. Охотница умоляюще смотрела на него, ожидая поддержки, но профессор не обращал на нее внимания. Тогда она потянулась к подруге и схватила ее за запястье.
— Послушай! — взмолилась она. — Убийцы делятся на две категории — дисциплинированные и нет. Дисциплинированные, прежде чем начать убивать, планируют каждую мелочь. Они отлично вписаны в общество, работают, платят налоги и знают законы. Они безжалостны, но думают, будто у них есть высшая цель. Они крайне осторожны и стараются не оставлять следов, по которым их могут опознать… Вторые же действуют импульсивно, они не выбирают жертв, а убивают наугад. У них нет ни семьи, ни друзей, они изгои. Они не способны на чувства и убивают лишь из удовольствия. Таких особенно сложно вычислить — если они и ошибаются, этого никак нельзя предугадать…
