скоро, если горгульи вообще когда-нибудь узнают правду.
Могут и не узнать. Сколько среди людей верящих неистово в человеческие священные реликвии и даже не задумывающихся об истинном происхождении своих святынь?
Великое множество. И ведь не переводятся, сколько бы разоблачений в истории людей ни случалось.
— Видел. И скажу честно, вопросов у меня только прибавилось.
— Быть может, я расскажу всё-всё… однажды. Но пока я не уверена, что стоит распространяться о случившемся и тем более посвящать в подробности.
Потому что посвящённых в некоторые детали произошедшего и так стало больше, чем предполагалось. Младшенькие знают многое, Кахалон был свидетелем немаловажных событий — и кто мог предсказать, что нам всем будет за эти познания?
— Понимаю, — кивнул Кахалон. — И потому не настаиваю, чтобы ты выкладывала всё и сию минуту. Просто будь осторожна и осмотрительна, хорошо?
— Постараюсь, — я помедлила, внимательно разглядывая узор на малахитовых занавесках на окне за спиной горгула. Вроде и не хотелось поднимать эту тему, но надо. — Послушай, Кахалон, ты… отличный парень… то есть горгул… и ты мне понравился… действительно понравился… не говоря уже, что ты сделал для меня и Алессандро… я тебе очень благодарна, правда, но я не… То есть я хочу сказать, что я…
Не та, кто ему нужна. Я не могу стать такой, я не готова ею становиться и не знаю, что делать с отношениями с любым другим мужчиной. И так-то не могу разобраться ни с Алессандро, ни сама с собой.
Кахалон шагнул ко мне, коснулся моей руки, обрывая поток беспорядочных фраз и вынуждая перевести взгляд с занавесок на собеседника.
— Ты тоже отличная девушка. То есть горгулья, — он улыбнулся, широко и ласково. — И я испытываю к тебе глубокую искреннюю симпатию, Халциона. Но я не имею намерений вмешиваться в твои отношения с Алессандро, уводить тебя, соблазнять и вступать с тобой в брачный союз, одобренный всеми нашими сородичами во главе с советом старейшин. Что бы ни думала моя ма или твоя, мне и тебе принимать решения и делать выбор, определяющий нашу жизнь. И следовать в этом выборе уговорам близких, пусть бы и из лучших их побуждений… нет, — Кахалон склонился ко мне и на мгновение показалось вдруг, что сейчас он меня поцелует, однако горгул лишь чисто дружеским жестом потрепал меня по руке. — Я так не поступлю и тебе не советую. Если тебе внезапно потребуется помощь… любая… спроси Киану, она знает, где меня найти. Попутного ветра, Халциона, — горгул выпрямился, отступил и направился к двери.
— Да, и тебе, — пробормотала я в растерянности.
Неожиданно за моей спиной зазвучал удивлённый голос Алессандро, и я обернулась. Жнец вошёл в гостиную, да так и замер, увидев Кахалона. Горгул притормозил, кивнул насторожившемуся Алессандро, плавно обогнул его и удалился. Жнец проводил Кахалона подозрительным взглядом, затем повернулся ко мне и что-то требовательно спросил, указывая на дверной проём.
— Кахалон зашёл справиться о… наших делах, — пояснила поспешно. Вспомнила, что неловкие паузы и уклончивые ответы с Алессандро не работают, и просто показала знаком, что всё в порядке, беспокоиться не о чем.
Судя по мрачному взору, в отсутствие поводов для беспокойств Алессандро не поверил.
— У меня с Кахалоном ничего нет, если тебя это так волнует.
Алессандро отрицательно покачал головой.
— Ты что, ревнуешь?
Иногда даже хорошо разговаривать с тем, кто не понимает твоего языка. Ляпай что душеньке угодно, что наболело, достало или первое на ум пришло и не переживай, что можешь обидеть, расстроить, оскорбить, а то и ранить ненароком.
Ответа на своё предположение я ожидаемо не получила. Вместо устных пояснений жнец взял меня за руку и повёл на кухню, за последние дни успевшую превратиться в личную вотчину Алессандро. Мама, конечно, хорошо готовила, но жнец делал это просто замечательно, с особым профессиональным привкусом. Возможно, его навыки из прошлых веков не по всем критериям дотягивали до современной кухни, однако он быстро учился, не ленился заглянуть в кулинарные книги и помнил о предпочтениях каждого члена семьи. Впрочем, ещё когда Алессандро готовил в том доме на юге Алансонии, я отметила, что блюда и на вид, и на вкус смотрятся вполне себе привычно, без особенностей приготовления еды в стародавние времена. Что, кстати, странно — когда бы собиратель душ успел усовершенствовать свои навыки? В перерывах между сопровождением за грань? Вроде Оливер упоминал, что слуги Смерти если и едят, то вне изнанки, в нормальном физическом мире…
На тёплой, дышащей ароматами специй кухне Алессандро вручил мне листок и карандаш и принялся составлять список. То есть он указывал на остатки того или иного продукта и на пальцах уточнял количество, а я тщательно записывала. Список вышел не шибко длинным, так что решено было не прятать дело в дальний сундук, а пойти сейчас. Я переоделась, вручила Алессандро большую корзину, предупредила Киану о нашем уходе, и мы отправились на рынок.
* * *
День был в разгаре и посетителей на рынке хватало. Мы потолкались по продуктовым рядам, я послушала, как Алессандро ухитряется азартно спорить с торговцами, даже не понимая их языка. В городе было попроще, чем дома, на улицах никто не обращал внимания, кто на каком языке говорит, и вести беседы с кем-то ещё, кроме как друг с другом, не требовалось. Я здоровалась с соседями и знакомыми семьи, обменивалась дежурным набором вопросов и общепринятых уклончивых ответов, Алессандро вежливо кивал, и мы расходились. К нашему присутствию в городе, похоже, привыкли и, вероятно, обсуждать перестали. Никто на нас не оглядывался, не шептался за спиной и маме больше не наносили визитов сугубо из желания посмотреть на этакую диковинку, как внезапно вернувшаяся блудная горгулья с женихом человеком. Если встречались приятели Азура, то те на Алессандро таращились даже с восторгом и благоговейным трепетом, словно жнец был урождённым горгулом, выучившемся на некроманта, сделавшим карьеру с парочкой героических подвигов на профессиональной ниве и теперь с триумфом вернувшимся в родовой город.
После рынка мы прошлись по лавкам, где можно приобрести что-то из числа особенных, редких ингредиентов. В родовых городах торговых точек вне рынка было мало, у горгулий испокон веков принято всё, что годилось на продажу, свозить в одно место. Поэтому и лавки держали неподалёку от него, стараясь не углубляться в переплетения улиц. Алессандро уже знал, что и где находится, и шёл уверенно. Корзину с покупками нёс сам, мне
