Но до случая на стрелке я не понимал, что на самом деле ты значишь для меня. Это пришло, как удар молнии. Я понял, что не смогу жить, если не вытащу тебя, что должен умереть с тобой. Сознаюсь, это сбило меня с ног, ошеломило. Я не сразу сумел найти опору. Поэтому и вел себя, как осел. Ужасная мысль, что ты умрешь, заставила меня целый день бродить по округе. Я всегда ненавидел эту мысль, но, считая, что у тебя нет шансов, просто отбросил ее в сторону. А теперь пришлось столкнуться лицом к лицу с ужасным фактом — ты приговорена к смерти, а я не могу жить без тебя. Вчера я вернулся домой, приняв решение, что покажу тебя всем специалистам в мире, что что-нибудь точно можно сделать. Я чувствовал, что все не так плохо, как считает доктор Трент, раз даже тот случай на дороге не повредил тебе. Прочитал твою записку и сошел с ума от счастья, и немного испугался, что ты больше не любишь меня и ушла, чтобы избежать встречи. Но теперь все хорошо, да, милая?
Ее, Валенси называют милой?
— Я не могу поверить, что ты любишь меня, — беспомощно сказала она. — Я знаю, ты не можешь. Какой смысл, Барни? Конечно, ты жалеешь меня… конечно, ты стараешься все уладить. Но это невозможно уладить, вот так. Ты не можешь любить меня… меня.
Она встала и трагическим жестом указала на зеркало над каминной полкой. Без сомнения, даже Аллан Тирни не смог бы разглядеть красоту в скорбном осунувшемся лице, что отражалось там.
Барни не смотрел в зеркало. Он смотрел на Валенси, словно хотел схватить ее или ударить.
— Не люблю! Девочка, ты вся в моем сердце. Как драгоценность. Разве я не обещал тебе, что никогда не стану лгать? Не люблю тебя! Я люблю тебя так, как только могу. Сердцем, душой, мыслями. Каждая частица моего тела и души трепещет от твоей прелести. Никого нет в мире для меня, кроме тебя, Валенси.
— Ты… хороший актер, Барни, — сказала Валенси, болезненно улыбнувшись.
Барни смотрел на нее.
— Так ты все еще не веришь мне?
— Я… не могу.
— О… черт! — взревел Барни.
Валенси испуганно смотрела на него. Таким она его никогда не видела. Злобным! С глазами, черными от гнева. С глумливой улыбкой. Мертвенно-бледным лицом.
— Ты не хочешь верить мне, — голос Барни стал шелково-мягким от сдерживаемой клокочущей ярости. — Ты устала от меня. Ты хочешь сбежать, освободиться. Ты стыдишься таблеток и мазей, так же как и она. Твоя стирлинговская гордыня не может переварить их. Все было хорошо, пока ты думала, что тебе недолго жить. Пока я был добрым проказником, ты могла мириться со мной. Но жизнь с сыном старого дока Редферна — другое дело. О, я понимаю, абсолютно понимаю. Я был очень глуп, но теперь наконец понял.
Валенси встала. Уставилась в его взбешенное лицо. Затем внезапно рассмеялась.
— Милый мой! Вот ты о чем! Ты и правда любишь меня! Ты не был бы так зол, если бы не любил.
Барни несколько мгновений молча смотрел на нее. Затем обнял с коротким смешком торжествующего возлюбленного.
Дядя Бенджамин, что замер от ужаса у замочной скважины, облегченно вздохнул и на цыпочках вернулся к миссис Фредерик и кузине Стиклз.
— Все в порядке, — радостно провозгласил он.
Дорогая крошка Досс! Он сей же час пошлет за своим адвокатом и изменит завещание. Досс будет его единственной наследницей. Именно ей следует отдать должное.
Миссис Фредерик, возвращаясь к своей уютной вере во всеобъемлющее Провидение, достала фамильную Библию и внесла запись в раздел «Бракосочетания».
Глава XLIII
— Но Барни, — запротестовала через несколько минут Валенси, — твой отец сказал… дал мне понять, что ты до сих пор любишь ее.
— Он мог. Отец держит первенство в промахах. Если есть что-то, о чем лучше не говорить, ты можешь обратиться к нему, и он обязательно скажет. Но он совсем не плохой старик, Валенси. Он понравится тебе.
— Уже понравился.
— И его деньги ничем не запятнаны. Он честно заработал их. Его средства вполне безвредны. Даже его фиолетовые таблетки приносят людям пользу, если те верят в их эффективность.
— Но… я не подхожу для твоей жизни, — вздохнула Валенси. — Я не очень умная… не образованная… или…
— Моя жизнь — это Миставис и все далекие края мира. Я не собираюсь просить тебя вести жизнь светской женщины. Конечно, нам придется проводить какое-то время с отцом… он одинок и стар…
— Только не в его огромном доме, — взмолилась Валенси. — Я не смогу жить во дворце.
— Да и я не смогу вернуться туда после Голубого замка, — усмехнулся Барни. — Не беспокойся, милая. Я сам не стал бы в нем жить. Там белая мраморная лестница с золочеными перилами, он похож на магазин мебели с этикетками. Более того, это предмет гордости отца. У нас будет небольшой дом где-нибудь в окрестностях Монреаля — в деревне, недалеко, чтобы почаще видеться с отцом. Думаю, мы построим его сами. Дом, построенный для себя, лучше, чем приобретенный. Но лето будем проводить на Мистависе. А осенью путешествовать. Хочу, чтобы ты увидела Альгамбру, это место очень похоже на Голубой замок твоей мечты, насколько я его представляю. А в Италии есть старый сад, и там ты увидишь, как среди темных кипарисов луна восходит над Римом.
— Разве будет что-то прекраснее луны, восходящей над Мистависом?
— Нет. Но это другая красота. Есть много разных красот. Валенси, до этого года твоя жизнь была тускла. Ты ничего не знаешь о красотах мира. Мы взберемся на горы, поищем сокровища на базарах Самарканда, исследуем магию востока и запада, вместе, рука об руку, обойдем весь свет. Хочу показать тебе весь мир, посмотреть на него вновь, но твоими глазами. Девочка, есть миллионы вещей, которые я хочу показать тебе. На это потребуется немало времени. И нам нужно подумать насчет той картины Тирни.
— Ты обещаешь мне одну вещь? — важно спросила Валенси.
— Все, что угодно, — беспечно сказал Барни.
— Только одно. Никогда, ни при каких обстоятельствах, и ни по какому поводу, ты не должен напоминать, что я попросила тебя жениться на мне.
Глава XLIV
Отрывок из письма мисс Олив Стирлинг мистеру Сесилу Брюсу:
«Как несносно, что сумасшедшая авантюра Досс повернулась таким образом. Это заставит всех думать, что нет смысла вести себя, как подобает.
Не сомневалась, что она была не в себе, когда ушла из дома. То, что она сказала о горке песка, подтверждает это. Разумеется, я не думаю, что у нее были какие-то проблемы с сердцем. Или, возможно, Снейт или Редферн, или как там его звать, поил ее фиолетовыми таблетками в своей хижине на Мистависе и вылечил. Это было бы неплохой рекламой для семейного бизнеса, не так ли?
У него такая незначительная внешность. Я упоминала об этом Валенси, но она лишь ответила: «Мне не нравятся привлекательные мужчины».
