партии, в условиях взятого ею курса на использование игрушечного советизма автономий в противодействие опасному для Горбачева суверенитизму лидеров союзных республик, и особенно Ельцина в РСФСР.
17 августа 1990 года состоялась сессия Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР, созванная для обсуждения вопроса «О проекте Декларации о государственном суверенитете Чечено-Ингушской АССР». Но на этой сессии проявились серьезные разногласия между ингушскими делегатами, которые не хотели торопиться с декларацией, настаивая на ее доработке, и чеченскими депутатами, выступавшими за немедленное ее принятие. Наиболее радикальные члены чеченской делегации стали готовить свой, независимый от ингушей Чеченский национальный съезд, призванный принять декларацию о суверенитете Чеченской Республики[449].
По мнению Абдулы Махмудовича Бугаева, бывшего депутата и председателя одной из комиссий Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР, союзное руководство торопило российские регионы с принятием деклараций о суверенитете. Бугаев рассказывает о совещании 23 октября 1990 года, которое провел председатель ВС А. И. Лукьянов с руководителями ВС всех автономных республик СССР, во время которого обсуждался «вопрос о роли автономий в выработке союзного договора и их месте в обновленном Союзе»[450].
27 ноября 1990 года Верховный Совет Чечено-Ингушской АССР под председательством Д. Завгаева принимает Декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской республики. Согласно ей, Чечено-Ингушская Республика (ЧИР) объявлялась суверенным государством, которое будет подписывать союзный договор наравне с союзными республиками[451]. Эта Декларация, юридически уравнивающая ЧИР с союзными республиками, том числе и с Россией, не была результатом самочинных действий чечено-ингушских депутатов — она вполне соответствовала нормам вышеупомянутого союзного закона «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации», экстренно принятого в апреле 1990 года, менее чем за полгода до появления указанной Декларации. Приняв ее, депутаты ВС ЧИР фактически выполнили инструкции ЦК КПСС по ослаблению строптивого российского руководства. Декларация о государственном суверенитете ЧИР на какое-то время укрепила позицию Доку Завгаева. С одной стороны, она, бесспорно, обеспечила ему поддержку союзного руководства — его ввели в состав в ЦК КПСС в ноябре 1990 года, хотя он формально в это время уже перестал быть партийным функционером. С другой стороны, суверенитет ЧИР оградил лидера республики от репрессий со стороны руководства России. Завгаев удержался на своем посту в период кампании по декоммунизации органов государственной власти российских автономий, начатой в 1990 году командой Бориса Ельцина[452]. Однако принятие Декларации о суверенитете стало одним из триггеров подъема националистических сил, вытеснивших с политической сцены большую часть депутатов, принявших этот документ. Политическая ситуация в республике менялась круто и быстро.
Генерал ВВС Джохар Дудаев, числившийся в 1990 году лишь почетным и безвластным председателем общественной организации — Исполкома Чеченского национального съезда (ЧНС), в начале следующего года вышел в отставку, переехал на жительство из Тарту (Эстония) в Грозный и реально возглавил национальное движение, которое все больше выходило из-под контроля Завгаева. 25 мая 1991 года Дудаев выступил с заявлением, что в связи с принятием Декларации о суверенитете Чечено-Ингушетии Верховный Совет Чечено-Ингушской АССР утратил легитимность и что единственным законным политическим органом, уполномоченным чеченским народом, является Исполком ЧНС, готовый взять на себя функции исполнительной власти. Политический процесс стал развиваться со скоростью обвала снежной лавины, и 8–9 июня группа Дудаева оттеснила от управления этим съездом умеренное крыло, провозгласив образование Общенационального конгресса чеченского народа (ОКЧН) в качестве высшего органа власти в Чеченской Республике, которой тогда еще не было ни юридически, ни фактически. С этого времени можно начать отсчет как процесса захвата власти в ЧИР группировкой Дудаева, так и раздела республики на две — Чеченскую и Ингушскую, без согласования их границ и какой-либо легитимной процедуры раздела. 1 сентября ОКЧН объявил о роспуске Верховного Совета все еще объединенной Чечено-Ингушской АССР. На следующий день этот орган власти был захвачен сторонниками ОКЧН и низвергнут, вместе с его председателем Завгаевым[453].
Трудно однозначно охарактеризовать отношение российских властей к перевороту в Чечено-Ингушской Республике, хотя бы потому, что долгое время не было единой позиции по этому вопросу у президента и ВС РСФСР. Приведу только два самых показательных примера противоречивости такой политики. Последняя сессия Верховного Совета Чечено-Ингушетии, принявшая решение о его самороспуске, прошла 15 сентября 1991 года не просто с согласия, но и под руководством одного из высших представителей российской власти — председателя Верховного Совета РСФСР Руслана Хасбулатова, специально для этого прибывшего в Грозный[454]. С другой стороны, решения президента России свидетельствуют о том, что он считал новые власти республики незаконными и 7 ноября 1991 года издал указ о введении чрезвычайного положения на территории Чечено-Ингушетии, но 11 ноября того же года Верховный Совет РСФСР отказался утвердить этот указ[455]. Так эти ветви власти и жили начиная уже с 1991 года.
В последующем (в 1992–1993 годах) основная линия поведения Кремля в отношении непризнанной республики Ичкерии чем-то напоминала отношение Китая к Тайваню: «Вы считаете себя независимым государством, а мы вас не признаем и другим не позволим, но трогать не будем»[456]. О Доку Завгаеве в качестве лидера Чеченской Республики в Кремле вспомнили лишь в 1995 году, уже в ходе провальной для федеральной власти первой чеченской войны (1994–1996), перепробовав до этого в качестве своих ставленников несколько других кандидатов[457].
Кейс Татарстана
Иначе проходил «парад суверенитетов» в Татарстане. Здесь уже с 1989 года появились татарские националистические силы, вскоре оформившиеся в политическую партию — Всетатарский общественный центр (ВТОЦ). Она выступала за суверенитет республики вне зависимости от планов союзного руководства, хотя само появление ВТОЦ было фактически спровоцировано КПСС и его XIX партконференцией. Да и его руководство первоначально состояло в основном из членов КПСС. Первые три года эту организацию возглавлял Марат Мулюков, коммунист (до конца 1991 года), доцент кафедры истории КПСС Казанского государственного университета, преподававший спецкурс «Стратегия и тактика КПСС»[458]. В посткоммунистические годы ВТОЦ занимал умеренную этнонациональную позицию в сравнении с возникшими позже движениями: «Саф-Ислам» (панисламистское), «Марджани» (выступавшее за создание независимого Татарстана, построенное на сугубо татарских этнических традициях) и особенно в сравнении с наиболее радикальными идеями Фаузии Байрамовой, возглавившей с октября 1990 года движение «Иттифак» — пантюркистского, панисламистского и радикально этнонационалистического толка, — действующее в союзе с движением молодых татар («Азатлык»). Байрамова вела борьбу за создание «такого Татарстана, который объединил бы всех татар России и Центральной Азии»[459].
Не только национальные движения, но и официальные власти Татарской АССР выступали за республиканский суверенитет с конца 1980‐х годов. Это не было проявлением инакомыслия, во всяком случае первоначально. Партийные и советские власти в республике выступали в полном соответствии
