- Почему обязательно полигамия, — закатила глаза Вероника, присаживаясь на стул. — Возможно, мужчина просто совершил ошибку.
— Тебе просто не изменяли, милая, — вздохнула Русанова, ставя на стол две простые голубые фарфоровые чашки с неровными краями и чайник. — Тогда бы ты была более категорична!
— А тебе как будто изменяли, — хмыкнула Ладина.
— Меня променяли на работу, это считается? — спросила она, присаживаясь напротив дочери.
— Не стоит влюбляться в полицейских, — пожала плечами Вероника, смотря в зеленые глаза матери.
— Ты пытаешься убедить в этом меня или себя? — спросила она, подперев рукой подбородок.
Вероника покачала головой, опустив взгляд на свои руки, крепко сжимающие фарфоровую чашку. Сегодняшний день и так был полон откровений, поэтому, сейчас ей меньше всего хотелось говорить о майоре Воронцове. Об этом самодовольном айсберге, которого она когда-то мечтала и вовсе не встретить. Ладина всегда была материалистом и не верила в случайности или совпадения, а всё случившееся с девушкой за последние пару недель, всего лишь прихоть её биологического отца.
— Не понимаю, о чем ты, — пожала плечами Вероника, снова встречаясь с зелеными глазами матери, которая смотрела на неё с недоверчивым прищуром.
— Как его зовут? — спросила Алла Викторовна, усмехнувшись. Она поднялась из-за стола и подошла к одному из кухонных шкафов, чтобы достать небольшие блюдца для пирожных.
Последний раз, когда Вероника рассказывала матери о своей симпатии было еще на первом году обучения в Академии. Очередная неудачная влюбленность, которая закончилась весьма скандальным расставанием и не со стороны девушки. Алла Викторовна предпочитала не лезть в личную жизнь дочери считая, что набивать шишки она должна свои собственные. Но сейчас в поведении Вероники было что-то такое, что заставляло Русанову нервничать. Ей уже не нравился тот, кто заставлял её дочь чувствовать неуверенность и разочарование.
— Майор Олег Воронцов, — пожала плечами Вероника и дёрнулась от неожиданности, услышав громкий звук разбивающегося блюдца о мраморный пол. — Ма-ам, с тобой всё в порядке? — озадаченно спросила девушка, смотря на застывшую Аллу Викторовну.
Русанова резко выдохнула, поворачиваясь лицом к дочери. Она завела руки за спину, чтобы Вероника не заметила, как они дрожат и улыбнулась ей. Алла попыталась сделать вид, будто это нелепая случайность и услышанное ей минуту назад имя не заставило её вспомнить о прошлом.
— Мышь, — выпалила она первое, что пришло ей в голову. — Мне показалось, будто пробежала мышь.
— Мышь? — с сарказмом протянула Вероника, вопросительно приподняв темную бровь. — С каких пор ты боишься мышей? — спросила она. До того, как Русанова познакомилась с Николаем, они с дочерью каждое лето проводили в деревне, в старом ветхом домике, который просто кишел мышами. Сколько бы Алла не мучилась, вывести их не получалось, поэтому пробегающая мимо мышь никак не могла застать врасплох женщину, тем более напугать.
— Просто было неожиданно, — поджав губы произнесла Русанова, смотря в кошачьи глаза дочери. — Схожу за тряпкой, — вздохнула она и через несколько минут вернулась с небольшим полотенцем и, присев на корточки, начала складывать в него осколки.
— Тебе знакомо его имя, вот только откуда, — задумчиво протянула Вероника, присаживаясь рядом с матерью и помогая ей убирать острые неровные осколки.
— Ника, — покачала головой Алла, но Ладина перебила её.
— Мам, ты же не думаешь, что я поверю в мифическую мышь! — не выдержав воскликнула она.
Алла Викторовна поднялась на ноги, держа в руках полотенце с осколками и, завязав его потуже, выбросила в мусорное ведро. Она молча взяла с подоконника небольшой белый пульт и, нажав на кнопку, включила робота-пылесос, который быстро начал убирать мелкие осколки от фарфорового блюдца.
Женщина не хотела говорить о прошлом, тем более с дочерью. Она не могла понять, почему спустя столько лет оно вновь возвращается. Алле так хотелось обвинить хоть кого-то в этом, накричать и ударить человека, который втягивает в историю пошлых лет её дочь, но ей стоило посмотреть в зеркало. Сейчас Русанова понимала, что должна была пойти к Радову и потребовать, чтобы он оставил Веронику в покое, но надежда на то, что Саша наконец-то решил стать отцом для их дочери, затуманила её разум.
— Сядь, — тихо попросила Алла и сама опустилась на стул полубоком. Она смотрела куда угодно, но только не в глаза дочери, которая сейчас прожигала её профиль взглядом своих зеленых глаз. Женщине было тяжело вспоминать ту зиму, когда от неё отказались навсегда.
— Ма-ам, — непонимающе протянула Вероника, но та лишь резко подняла руку, прося девушку замолчать и дать ей время собраться с мыслями.
Спустя минуту женщина заговорила, смотря на пасмурное небо за окном:
— Мне знакомо имя твоего майора потому что много лет назад я знала его отца, — начала Алла, грустно улыбнувшись. — Я не рассказывала тебе, но твой отец воспитывался в детском доме, а когда пошел на службу в полицию познакомился с Михаилом Воронцовым. Они были семьёй, настоящими братьями.
Вероника смотрела на мать и ей было трудно дышать, она видела, что в глазах женщины стояли слезы и как трудно ей было их сдерживать. Девушка знала, как матери тяжело вспоминать о прошлом, и поэтому она никогда не позволяла себе спрашивать об отце. Каждая переживала свою боль и тоску внутри, предпочитая прятать слезы в ночи, упав лицом в подушку.
— С Мишей я встречалась лишь пару раз, видела его жену Любу, когда она была беременна, но это были редкие короткие встречи, — пожала плечами Алла Викторовна.
— Мы для него никогда ничего не значили, — горько усмехнулась Ладина, качая головой. С каждым сказанным словом её обида на отца возвращалась и лишь росла, но она всё еще не могла понять, почему полковник решил стать отцом для Олега. Неужели всё дело в простых братских чувствах к его отцу.
— Саше…твоему отцу, всегда было трудно подпускать к себе людей. Миша стал исключением из правил. Ника, но это ведь не значит, что он не любил…
— Ты до сих пор оправдываешь его! — воскликнула девушка, ударяя ладонью по мраморной столешнице. Она устала прятать боль внутри. — Прошло больше двадцати лет, как он бросил нас, а ты продолжаешь…продолжаешь любить его, — последние слова Вероника произнесла шепотом, шокированная тем, что раньше закрывала глаза на очевидное.
— Ника…
— Нет, не-ет! — прошептала она, пытаясь не дать позволить слезам, стоящим в глазах, покатиться по щекам. Ей было двадцать семь лет, и она давно уже не чувствовала себя маленьким обиженным ребенком, которого бросил папа. Но сейчас, сталкиваясь с матерью взглядом, которая с сожалением смотрела на Веронику, она чувствовала себя именно тем пятилетним ребенком, который на Новый Год так и не дождался папу.
Ладина встала из-за стола и резко подняла руку с раскрытой ладонью, не давая Алле Викторовне произнести и слова. Она не хотела говорить, не хотела слушать, не хотела смотреть в её глаза. Девушка мечтала поскорее оказаться на свежем воздухе и вдохнуть полной грудью. Вероника вышла из квартиры, прошла несколько пролетов и остановилась. Она прислонилась к стене и дала волю слезам, которые рекой полились из глаз.
