— Ну, нет, так далеко я не зашел.
Но по нему было видно, что скучал. Я могла с уверенностью сказать, что он сожалел о нашей ссоре, пусть даже почти все сказанное им обо мне было правдой. Итон любил меня, несмотря на все мои недостатки, и, засыпая рядом с ним, я подумала о том, что новую, изменившуюся Дарси он будет любить еще сильнее.
22
На следующее утро, когда во мне снова зашевелился ребенок, я решила, что пойду искать работу в доме престарелых, о котором говорили Мег и Шарлотта. Итон уже ушел, и поэтому на его компьютере я отпечатала себе резюме и небольшое рекомендательное письмо, в котором говорилось о том, что мой успех в мире пиар-бизнеса всецело зависел от моей потрясающей харизмы и что, конечно, это ценное качество найдет применение в делах милосердия. Я проверила правописание, приняла душ, оделась и вышла на холодную лондонскую улицу.
Когда я приехала в дом престарелых, то была неприятно поражена резким, угнетающим запахом больничной еды и старческих тел, так что впервые за долгое время вновь ощутила приступ тошноты. Я достала из сумочки мятные подушечки и глубоко вздохнула, увидев двух миниатюрных старушек в одинаковых цветастых халатиках. Глядя, как они смеются и болтают, сидя бок о бок в своих креслах на колесах, я вспомнила о Рейчел и о нашем давнем решении вместе переехать в дом престарелых, когда мы состаримся и овдовеем. Помнится, она говорила, что даже в девяносто лет я буду по-прежнему привлекать внимание мужчин и с моей помощью она тоже найдет себе ухажера. Да уж, ее мечты осуществились на шестьдесят лет раньше…
Маленький, похожий на гнома человечек, которого я сначала приняла за обитателя этого заведения, подошел ко мне и представился директором.
— Меня зовут Дарси Рон, — сказала я, пожимая ему руку.
— Бернард Доббс. Чем могу помочь?
— Мистер Доббс, это я хочу спросить, чем могу помочь. Видите ли, я пришла к вам, надеясь получить работу в вашем замечательном учреждении, — сказала я, мысленно перестраивая весь этот убогий, тускло освещенный коридор.
— Что вы умеете делать? — спросил он.
— Я работала в сфере пиар-бизнеса, — сказала я, протягивая свое резюме. — Эта деятельность связана с активным общением. Работа с людьми и все такое.
Я кратко изложила суть своего сопроводительного письма, прибавив в заключение:
— А главное, я просто хочу внести немного оптимизма в жизнь стариков в вашей замечательной стране.
Мистер Доббс скептически взглянул на меня и спросил, есть ли у меня разрешение на работу.
— Э… нет, — растерялась я. — Но мне кажется, эту проблему можно легко уладить, вы ведь понимаете, что я имею в виду?
Он уставился на меня в упор и спросил, работала ли я когда-нибудь в доме престарелых. Я хотела солгать. В конце концов, сомневаюсь, что он стал бы звонить в Америку и проверять. Но потом на секунду меня посетила мысль, что ложь вовсе не подобает новой Дарси и вовсе не так уж необходимо обманывать, чтобы получить работу. И потому я сказала правду, добавив:
— Но поверьте, мистер Доббс, я справлюсь с любым делом. Работа на Манхэттене требовала очень много сил. Я работала по много часов и везде успевала.
— Хм… Мне жаль, Дайси, — сказал он, но, судя по всему, ему вовсе не было жаль.
— Меня зовут Дарси, — поправила я.
— Да. Конечно. Прощу прощения, Дарси. Но мы не можем принять к себе на работу первого встречного. Нам нужен человек опытный. — Он вернул мне мое резюме.
Первого встречного? Он это серьезно? Я представила себе будущую жену своего братца, которая несет всякую чушь какой-нибудь старухе, а та бормочет: «Ох, Сюзанна!» Едва ли такая работа требует большого мастерства.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, мистер Доббс… но какого рода опыт нужен, чтобы просто ладить с людьми? Это или дано, или нет. Мне, безусловно, дано, — твердо сказала я, заметив, как по коридору к нам бредет женщина со страшным искривлением позвоночника. Она вытянула шею вбок и взглянула на меня. Я улыбнулась и бодро сказала: «Доброе утро!» — чтобы доказать свою компетентность.
Пока я дожидалась ответной улыбки, представила, что ее зовут Герта и мы с ней станем близкими подругами, точно так же, как героини романа «Четверг с Мори». Это была любимая книжка Декстера, одна из многих, которые я никак не удосуживалась прочесть. Герта доверится мне и будет рассказывать о своем детстве, о войне, о муже, которого она пережила на несколько десятков лет. Однажды ночью, когда я буду держать ее за руку, она тихо отойдет в мир иной. А потом я узнаю, что она завещала мне все свое имущество, в том числе любимую изумрудную брошь стоимостью в несколько десятков тысяч фунтов. Идя на похороны, я приколю эту брошь слева, над сердцем, и произнесу краткую, но прочувствованную речь: «Гертруда была необыкновенной женщиной… Мы встретились в один из зимних дней…»
Я снова улыбнулась Герте, когда та поравнялась с нами. Она что-то пробормотала в ответ, ее беззубые челюсти слегка тряслись.
— Что? — переспросила я, демонстрируя мистеру Доббсу, что я не только добра и дружелюбна, но у меня еще и неограниченный запас терпения.
— Иди отсюда и больше не возвращайся, — проворчала старуха.
Я лучезарно улыбнулась, сделав вид, что не расслышала. И снова взглянула на мистера Доббса.
— Итак? Мне кажется, что по истечении испытательного срока вы сможете убедиться, что я идеально выполню любую работу, какую бы мне ни поручили.
— Извините, но вы нам не подходите, — резюмировал мистер Доббс.
Герта еще раз прошла мимо нас, и в ее взгляде читалось торжество. Мне очень захотелось обругать и ее, и мистера Доббса. Сказать им: «Счастливо оставаться!» Особенно уместно это было бы для Герты, которой оставалось не так уж много. Но вместо этого я вежливо попрощалась с мистером Доббсом и вышла.
На улице я с удовольствием вдохнула морозный воздух — после спертого, царившего в доме престарелых.
— Стало быть, нужен новый план, — сказала я вслух, направляясь на Хай-стрит, чтобы купить газету. Разложу все по полочкам, пока буду завтракать. Не позволю какому-то мистеру Доббсу или Герте выбить меня из колеи.
В кофейном магазине я поздоровалась с официанткой-полячкой, которая обслуживала нас с Итоном в День благодарения. Она дежурно улыбнулась и сказала, что можно занять любой столик. Я села у окна, положив сумочку, газету и органайзер в кожаном переплете на соседний стул, изучила меню и заказала цветочный чай, яичницу-глазунью и булочку.
В ожидании заказа я оглядывала пестрые стены, украшенные репродукциями Моне. Потом мой взгляд остановился на миниатюрной девушке, которая пила кофе за соседним столиком. У нее были огромные глаза, золотисто-каштановые волосы и фарфоровое личико. Благодаря желтой шляпке с широкими полями она походила на Мадлен, героиню детской книжки, которую мы с Рейчел читали двадцать пять лет назад. Когда у девушки зазвонил мобильник, она ответила, и у нее оказался хриплый голос с французским акцентом. Французский акцент точь-в-точь соответствовал образу Мадлен, а вот хрипотца — нет, девушка казалась слишком крошечной для того, чтобы говорить таким низким голосом. Я напрягла слух, чтобы понять, о чем идет речь — что-то о лондонской погоде, которая ее вполне устраивает, потому, что в Париже еще холоднее и пасмурнее. Поболтав несколько минут, она сказала: «Скоро увидимся, мон петит чой», громко засмеялась, убрала телефон и мечтательно посмотрела в окно. Было понятно: она беседовала с возлюбленным. Я попыталась вспомнить, что такое по-французски «чой». Кажется, песик. Нет, я была уверена, что песик — это «чин».
