для другого мира тоже.
– Грейуорен, – сказала Мор.
Ниалл взглянул в голубые глаза, на страдальчески поджатые губки. В этом теле теперь обитало то, что когда-то было существом из Леса. Ниаллу показалось очень важным, чтобы оно почувствовало себя человеком.
– Нет, – поправил ее Ниалл, несмотря ни на что, крепко обнимая ребенка. Ему также показалось важным, чтобы малыш почувствовал себя любимым. – Ронан.
36
Диклан Линч был жив.
Жив и крайне этим недоволен.
Его тело раздирало от боли во всех мыслимых местах. Голова гудела. Плечи свело судорогой. В животе урчало от голода. А в боку при каждом вдохе разгорался пожар.
На потолке над головой играли блики света. В воздухе пахло плесенью старого здания. Где-то звучало пианино. Судя по несовершенству звука, настоящее, не запись.
Он собрался с духом и повернул голову; даже этот крошечный жест заставил его вздрогнуть от боли. В его воображении возник образ капли краски, которая упала в стакан с водой и, постепенно расплываясь, окрашивает весь стакан. Такой была его боль.
С трудом переводя дыхание, Диклан попытался сориентироваться.
Он оказался в просторной обшарпанной квартире. За огромным окном виднелись фасады магазинов в центре города. Он узнал вывеску на здании, в котором находился, разглядев на ней часть слова «ПИАНИНО». Кто-то устроил его с подушкой и одеялом на полосатом диване, будто он словил простуду, а не пулю. Он мог бы усомниться, что помнит все случившееся на Волшебном базаре, если бы не приподнял одеяло и футболку (чужую) и не увидел очень аккуратную, профессиональную повязку на боку, а рядом с диваном – больничное судно. Диклан не помнил ничего с момента, как его подстрелили. И, по правде говоря, не был уверен, что когда-нибудь вспомнит. Адреналин начисто стер из его головы все, что произошло после того, как солнечные псы Ронана вырвались на волю.
Диклан поискал свой телефон. Он исчез. Бумажник тоже.
Он снова закрыл глаза.
– Эй, парень, как самочувствие? – мягко спросил голос. Диклан слишком хорошо его знал. Интонацию, акцент и это прозвище.
Этот голос вызвал боль иного рода.
Диклан распахнул глаза. Возникшее перед ним лицо очень походило на лицо Ронана, не считая обрамлявших его длинных волос. А еще оно почти не отличалось от лица их погибшего отца, только на двадцать лет моложе. Это был новый Фений, присненная копия Ниалла в молодости. Неизменная, нестареющая.
– Похоже, ты хорошо поправляешься, – продолжил новый Фений, – учитывая обстоятельства.
Диклан облизал губы. Они показались ему сухими как половик. Он уперся рукой в диван и попытался оттолкнуться, чтобы сесть.
Нет. Его тело не сдвинулось ни на йоту. Бок протестующе взвыл, но тоже не поддался.
Новый Фений сказал:
– Скажи спасибо своей матери за отличный выстрел. Задеты только мягкие ткани. Ни кишки, ни желудок, ни печень, ни один орган, с которым шутки плохи, не пострадал. Да и крови ты потерял немного, учитывая размер дыры. Только посмотри, как ты обливаешься потом от боли. Тебе нужно обезболивающее.
В животе Диклана громко заурчало.
– Или бутерброд.
– Никаких лекарств, – сказал Диклан. – Хочу мыслить ясно.
Новый Фений рассмеялся резким, лающим смехом, вызвавшим шквал воспоминаний об удивительном смехе Ниалла.
– Ты несколько дней провалялся в отключке от препаратов, парень, какой смысл отказываться сейчас?
Пианино заиграло очередную сонату, и Диклан потер лицо рукой. Затем приложил к лицу и вторую ладонь, загораживаясь от света. Обычно, потерпев неудачу, он разрабатывал новую стратегию, другой механизм преодоления трудностей, вносил корректировку, от которой жизнь стала бы лишь чуть дерьмовее, чем прежде. И, казалось бы, получив что-то хорошее от жизни – счастье с Джордан, – он должен был стать выносливее. Но вышло все наоборот. Неважно, в чем тут было дело, в том, что он узнал вкус счастья, или в помутнении от лекарств и ранения, или в горе от потери Мэтью, или в его неспособности спасти Ронана от ночной грязи, но Диклан оказался совершенно раздавлен. Он не мог сесть; да и не очень-то хотел. Он хотел снова провалиться в небытие и никогда оттуда не возвращаться.
– Ну же, Диклан, – сказал новый Фений, – позволь, я что-нибудь тебе принесу. Мне больно видеть тебя таким. Давай для начала взглянем на солнечный свет.
Он приподнял раненого и подсунул ему под спину подушки, действуя из лучших побуждений, но в ту же секунду тело Диклана пронзила боль. Он мучительно вскрикнул, чувствуя себя абсолютно униженным.
– Диклан, – с сожалением сказал новый Фений, положив ладонь на висок Диклана, как в детстве всегда делал Ниалл. Если бы Диклан закрыл глаза, то смог бы представить, что перед ним его отец. Но это был не он. Этот человек, созданный по образу и подобию Ниалла Линча, жил собственной жизнью. В прошлый раз Диклан встречался с новым Фением, когда разыскивал Мор О-Коррах, пытаясь выяснить, чувствует ли она к нему хоть каплю привязанности, в отличие от его нынешней семьи. Тогда, как и сейчас, у нового Фения была с собой аккуратная сумка, с которой он, видимо, никогда не расставался. Диклан заметил ее на полу рядом со стулом, который Фений придвинул к дивану. Ему стало любопытно, что в ней. Наверное, оружие. Или деньги. Что еще может представлять ценность? В данный момент это все, что он смог придумать.
– У тебя есть имя? – спросил Диклан. – Не новый Фений. Настоящее имя.
Новый Фений улыбнулся.
– По одному для каждого, кого встречаю. Может, и ты подаришь мне новое имя?
– Я знаю его настоящее имя, – прозвучал голос из дверного проема. – Но оно не для тебя.
Это была Мор О-Коррах. Собственной персоной.
Воспоминания о ней никак не подготовили его к тому, что он сейчас увидел: женщина, похожая на Аврору Линч, кралась к нему через комнату. Мускулистая и настороженная, она представляла собой результат совершенно иного образа жизни, нежели вела Аврора. Ее глаза сверкали, как у хищника, что шокировало в сравнении с нежной Авророй, воспитавшей Диклана, как родного сына. Ирландский акцент в ее речи был едва уловим, но это, по крайней мере, имело смысл – Мор прожила на этом свете гораздо дольше, чем ее клон, созданный Ниаллом.
Она протянула ему стакан воды.
– Ты знаешь, кто я?
Диклан опустошил стакан, но все еще чувствовал жажду. На его взгляд, новый Фений вряд ли имел опыт ухода за жертвами огнестрела. Он и сам не понимал, стало ему от этого лучше или хуже.
– Мор О-Коррах. Моя биологическая мать.
– Хорошо, – ответила она. Оставалось загадкой, что она нашла в этом хорошего. Мор уставилась на Диклана. –
