не обращал на них внимания.
К счастью, Орион больше не была бедной.
Их адвокат не солгал о своих способностях.
Пять миллионов долларов.
Каждой.
Орион не могла представить себе таких денег. Она не смогла бы потратить их и за десять жизней, а именно это у нее отняли.
Эйприл, с другой стороны, вполне могла потратить всё, так как именно она решила, что квартира Орион должна быть как у… Орион.
Хотя Орион сама не знала, кто она такая, черт возьми.
А Эйприл, очевидно, была уверена в этом. Поэтому Орион сделала что-то нехарактерное. Она доверилась девушке, которая когда-то была ее лучшей подругой, чтобы та сказала ей, кто она такая или кем ей следует быть.
Когда прибыли посылки, Орион начала подозревать, что Эйприл знает ее лучше, чем она сама.
Если бы кто-то посмотрел на нее внешне, если бы кто-то прочитал ее историю в газете, он подумал бы, что этой девушке идут темные тона. Тяжелые. Холодные.
Но Эйприл видела глубже, поэтому там были теплые тона, мягкие накидки, уютные подушки, красивые картины. Старинные ковры.
Квартира Ориона быстро превратилась в дом. Конечно, у нее более чем достаточно денег, чтобы переехать из комплекса в шикарный дом с участком и личным пространством. Эйприл так и сказала. Но одна мысль об этом пугала Орион. Ей нравилось делить стену с незнакомцем. Ей нравились дома, нагроможденные друг на друга, ей нравилось, что она была чуть дальше по коридору от того места, где живет Жаклин; где она жила раньше. Кто-то другой быстро переехал в эту квартиру, все её вещи исчезли, как будто её никогда и не существовало.
Эйприл не настаивала, так как она уже приложила достаточно усилий, чтобы вторгнуться в жизнь Орион.
— Что? — спросила она, погрузившись в свои мысли.
Эйприл поставила телевизор на паузу, свернувшись калачиком в плюшевом белом кресле, которое поглотило ее маленькую фигурку.
— Я говорю, что я же не замужем за своей работой официантки в основном потому, что чаевые отстой, и я хреново справляюсь, но стать детективом — это такая тяжелая работа, и у меня не было бы никакого шанса сохранить хороший маникюр. Конечно, можно было бы, чтобы знать много секретной информации, но я не хочу.
Орион моргнула, глядя на нее, ее руки были липкими. Она забыла, что Эйприл задала ей вопрос.
— Хм?
Эйприл улыбнулась. Она дразнила ее и наслаждалась этим. Она больше не ходила по яичной скорлупе вокруг бывшей подруги. Больше не обращалась с ней, как с жертвой или неразорвавшейся миной.
— Я говорю, что происходит между тобой и Мэддоксом? Я знаю, что он учит тебя водить машину. Я знаю, что он приглашает тебя на ужин. Я знаю, что вы смотрели фильм на прошлой неделе, — Эйприл ткнула в нее пальцем. — Чертов фильм, Орион? Я умоляла тебя пойти со мной в кино, а ты всегда говоришь, что не готова!
Орион ненавидела то, что Эйприл узнала об этом. У нее сложилось неверное впечатление. Или, может быть, верное.
— Я не была готова, но рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Он всегда присматривает за мной, и, я не знаю… ничего такого не происходит, — сказала Орион так быстро и резко, как только могла. Она прогрессировала вместе с Эйприл, каждый вечер впускала ее в квартиру смотреть телевизор, готовила для нее, давала ей полную свободу действий в украшении квартиры. Для Орион это большой подвиг. — Он просто очень хотел посмотреть «Человек — швейцарский нож».
— Фу, тот, где Гарри Поттер играет дядю Берни?
— Кто такой дядя Берни? — Орион смутилась.
Эйприл приподняла бровь.
— Послушай, может, я и не детектив, но я узнаю ложь, когда слышу ее. Фильм — это свидание, Орион.
— Какого хрена тебя это волнует? — рявкнула Орион. — Ты всегда ненавидела, что мы были… кем бы мы ни были в прошлом. До произошедшего.
Глаза Эйприл смягчились, ее улыбка исчезла.
— Ну, многое изменилось.
Орион посмотрела вниз, потому что она не могла удержать свой стальной взгляд перед искренними эмоциями Эйприл.
— Это нормально, ну знаешь, — сказала Эйприл, на этот раз тише. — Хотеть чего-то хорошего. Хотеть романтики. Иногда я могу ненавидеть его, но Мэддокс… он отличный парень, Орион. И он скучал по тебе. Он всегда скучал по тебе. И ничего страшного, если ты тоже по нему скучала.
Орион не подняла глаз.
— Это не нормально. Ты не знаешь, через что я прошла. У меня больше никогда не будет ничего хорошего в этой жизни, Эйприл. И я чертовски уверена, что у меня не будет романтики, — в ее голосе не было борьбы, только смирение. — Романтика — это для живых, дышащих людей. А не ходячих трагедий.
— Ты права, — сказала Эйприл. — Я не знаю, через что тебе пришлось пройти. Если бы я прожила сто жизней, я никогда бы это не узнала. Я не могу даже себе это представить. Увидев фотографии… — она замолчала, втянув в себя воздух. — И почитав статьи. Это ужасно, Ри.
Орион нехотя подняла глаза.
Глаза Эйприл были полны слез, но ее поразило не это. Они были полны печали. Печали, которая показала ей, что эта женщина несла на себе груз десяти лет гораздо больше, чем Орион воображала. Она заботилась о ней больше, чем думала. Она любила ее, и это было больно.
Любовь к Орион могла принести только боль.
— У тебя не должна быть такая жизнь, — сказала Эйприл со слезами на глазах. — Ты должна была любить Мэддокса. Я должна была злиться из-за этого, вести себя как подросток, такой я и была. Тогда я бы справилась с этим, открыла бы глаза и увидела, что между вами двумя. Даже тогда это было что-то особенное. Я бы поняла это и была бы счастлива. Ты бы вышла за него замуж. Мои родители сначала не одобрили бы это, но они бы справились. И я была бы твоей подружкой невесты. Мэддокс не стал бы надевать значок и пистолет и выходить за дверь без гарантии, что он снова вернется домой. Он работал бы на скучной работе с девяти до пяти, и просто с нетерпением ожидая конец рабочего дня, чтобы вернуться домой к тебе.
Она втянула в себя воздух.
— А может и нет. Может быть, у тебя был бы недолгий школьный роман, и все закончилось. И это тоже нормально. Но я в этом сомневаюсь. Что-то есть. Что-то, что должно было умереть за эти десять лет, Орион. Оно должно было засохнуть и разложиться внутри тебя после того, через
