Он запускает пальцы в волосы.
– Возможно, у Эсме просто не было никого, кто мог бы все исправить, – тихо отвечает он. – Ты в самом деле считаешь, что это делает ее хуже тебя?
– Я не говорила, что она хуже. Я просто… – Но слова замирают на моих губах. Какую неприязнь я бы ни испытывала к гаданию на костях, я тем не менее всегда рассматривала их как наиболее надежный источник знаний. Но ведь исключение из числа учеников не стерло то, чему я научилась, – а то, что матушке были доступны хорошо подготовленные кости для доведывания, вовсе не делает меня более способной к магии костей, чем те, чьи семьи бедны. Матушка объяснила мне это. Но это не меняет моего первого импульса – я инстинктивно не доверяю тем, чей род занятий не был определен с помощью магии костей. Когда я думаю об этом, меня обжигает стыд.
– Дай ей шанс, – просит Брэм.
Я киваю и следую за ним к двери. Эсме открывает сразу. Она намного ниже меня ростом, у нее приятное лицо, изборожденное морщинами, и белые как лунь волосы, собранные в узел.
Я ожидаю, что сейчас она поздоровается с Брэмом, но вместо этого она устремляет взгляд на меня.
– Саския Холт, – произносит она, – я тебя ждала.
Саския домашний учитель
Я сижу перед куском бархата, на котором разложена дюжина пястных костей. За последние семь дней я, можно сказать, только и делала, что ела, спала и пыталась научиться гаданию на костях с Ясновидением Второго Порядка у Заклинательницы с даром Ясновидения Третьего Порядка. Я достигла кое-какого успеха в гадании на мою мать, поскольку у меня есть доступ к ее крови, но что касается всего остального, я могу видеть только неясные очертания предметов и людей. Мучаясь от головной боли, я пытаюсь сосредоточиться на Деклане, пытаюсь отдаться магии, которая создает тянущее ощущение где-то внизу моего живота. Но у меня ничего не выходит.
Я делаю глубокий вдох и открываю глаза.
Матушка наблюдает за мной с выражением такой надежды на лице, что мне становится тошно при мысли о том, что мне придется признаться в очередной неудаче. Я качаю головой, и ее глаза гаснут.
– Прости, мне очень жаль, – говорю я. – Я подхожу к нему так близко, но могу различить одни лишь тени.
Она встает, подходит к распахнутому окну и вцепляется в деревянную раму. Костяшки ее пальцев белеют.
– Нам нужна кровь Деклана, – решает она.
Во мне вспыхивает раздражение.
– Ах вот оно что. Почему же ты не сказала об этом сразу? Я сейчас сбегаю и попрошу его поделиться ею со мной.
Матушка сжимает губы и закрывает глаза, словно призывая себе на помощь терпение.
– Саския, я знаю, что ты стараешься изо всех сил. Но этого недостаточно.
– Тогда я снова начну встречаться с Декланом. Ведь не будет же он вечно верить тому, что я больна. – Матушка держит Деклана на расстоянии – и Одру тоже, – рассказывая всем и каждому, что я подхватила острое кишечное расстройство.
– Нет, я не могу это принять.
– Ты можешь предложить что-то получше?
– Возможно. – У нее делается отсутствующий вид. – Существуют летучие мыши, которые сосут кровь. В их слюне есть обезболивающее вещество, так что они могут кусать спящих животных, не будя их, и таким образом спокойно пить их кровь.
Когда я представляю себе эту картину, к моему горлу подступает тошнота.
– Ну и что? Нам теперь что, искать Хранителя, умеющего управлять летучими мышами, которые сосут кровь?
– Я не настолько доверяю Хранителям, чтобы просить кого-то из них о такой услуге, но у твоей бабушки когда-то был клиент с особой чувствительностью к боли, и она заказала для него специальную иглу, сделанную из кости крыла такой летучей мыши-вампира. Игла была вымочена в слюне этого существа. И бабушка могла получать у этого клиента кровь так, что он ничего не чувствовал.
– Вряд ли у Оскара в костнице найдутся такие иглы.
Матушка улыбается – впервые за несколько дней.
– Да, вряд ли. Но думаю, мне все же удастся раздобыть одну такую иглу.
* * *
Вечером следующего дня матушка возвращается домой с костяной иглой. Ее не было так долго, что мой оптимизм мало-помалу сменился беспокойством, а беспокойство переросло в страх. А к тому времени, когда я слышу скрежет ключа в замке, страх уже превратился в иррациональный гнев.
Я встречаю ее у двери, готовая обрушить на нее град сердитых вопросов, но, увидев ее лицо, проглатываю их. Такого выражения лица я не видела у нее никогда. Такого страдальческого, беззащитного. И виноватого.
Ее дрожащие руки держат небольшую деревянную коробочку. Она не похожа на те ларцы, в которых обычно держат кости, – серебряные или золотые, выложенные бархатом… дорогие. Коробочка сделана из простой дешевой древесины и выглядит так, будто в ней хранятся рыболовные принадлежности.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Она не смотрит мне в глаза.
– Да, все хорошо, только устала. Раздобыть иглу оказалось труднее, чем я ожидала, и мне пришлось приобрести ее у торговца, продающего сомнительный товар. – Она кладет коробочку в верхний ящик своего письменного стола. – Завтра я отыщу Деклана и добуду у него столько крови, чтобы тебе хватило на много гаданий.
От ее тона мне становится не по себе.
– Как ты собираешься это сделать? Не можешь же ты попросту подойти к нему и уколоть его этой иглой.
Она смотрит на меня с усталой улыбкой и касается рукой моей щеки. Ее пальцы холодны, как лед.
– Я что-нибудь придумаю. А теперь ложись спать. Тебе будет легче учиться гаданию на костях, если ты как следует выспишься.
Она сбрасывает с ног туфли и босиком идет по коридору. Затем я слышу, как она тихо закрывает за собой дверь своей спальни.
Я смотрю на пустую комнату, которую она только что покинула, и у меня возникает такое чувство, словно из-за того, что ей пришлось пережить, чтобы раздобыть специальную костяную иглу, это пустое пространство пульсирует, будто оно стало чем-то живым.
Я достаю деревянную коробочку из ящика стола и открываю ее крышку. Игла лежит на мягкой ткани. Я осторожно беру ее большим и указательным пальцами и разглядываю. Она изготовлена из тонкой острой кости, практически невесома и кажется такой хрупкой, словно достаточно небольшого усилия – и она переломится пополам. Внутри игла полая, и в ней имеется полость для сбора крови. Я прижимаю острие к подушечке пальца, ощущаю легчайшее давление, но больше ничего. И, только увидев кровавое пятно, понимаю, что игла проткнула кожу. Я переворачиваю иглу, заглядываю в полость и вижу там несколько капель крови.
Мое сердце начинает колотиться – это действительно может сработать. Но я не могу представить себе ни одного расклада, при котором матушке удалось бы подобраться к Деклану достаточно близко, чтобы воспользоваться иглой, не вызвав при этом подозрений. Так что сделать это должна я сама. Причем, если я подожду до утра, у меня ни за что не получится уговорить ее отпустить меня к нему. Она наверняка встанет на дыбы. Она не пускала меня играть с подругами в водах Шарда, пока мне не исполнилось десять лет, потому что считала, что я еще недостаточно хорошо плаваю. Однако теперь ее стремление оградить меня от Деклана может погубить нас обеих.
