— Прекрасно. Если тебе от этого легче, можешь так думать. — Рука Аннетты легла на грудь, будто помогая девушке глубже дышать. — Но моя судьба связана с твоей, связана неразрывно. Разве я не помогала тебе, ты не забыла об этом? Вдвоем легче, чем одной. Сколько раз… ладно, не важно. — Она устало покачала головой. — Тебе лучше спросить себя, с чего бы хасеки рассказывать тебе такие вещи? — Взгляд девушки стал умоляющим. — Зачем ей ссорить нас с тобой?
— Что за чепуха! — отрывисто бросила Селия. — Ты сама делаешь это достаточно успешно. Она пытается помочь мне, вот и все. Она ведь и понятия не имеет о том, как для меня важно то, о чем она рассказала. Разве не так?
— Это ты так думаешь. Но поверь мне, — Аннетта пожала плечами, — тебе не следует придавать значение прибытию английского корабля. Особенно после того, что случилось с Хассан-агой.
— Думаю, что могу сама разобраться в этом, — горько произнесла Селия.
Хоть наступивший вечер принес с собой прохладу, она видела, что лицо Аннетты покрыто испариной. Крохотные капельки усеивали ее лоб, копились над верхней губой.
— Ну пожалуйста, балда, разреши мне сесть. — Аннетта покачнулась.
— Ладно, сядь. — Смягчившись, Селия подала давно ожидаемый знак. — И прекрати называть меня балдой.
Прижав руку к груди, примерно там, где билось сердце, Аннетта осторожно присела. Селия молча наблюдала за подругой.
— Тебе плохо?
Не вопрос, скорее утверждение.
— Нет. У меня болит вот здесь. С самого утра.
— У меня тоже. — В голосе Селии не было сочувствия. — Возможно, несварение желудка.
— Несварение! — возмущенно простонала Аннетта. — А по-моему, это злой глаз той ведьмы, Мальхи, губит нас, вот что.
— Она не ведьма, — спокойно возразила Селия. — Тот песок был просто как бы талисманом на счастье.
— Кто тебе такое сказал? — Голос девушки звучал скептически.
— Хасеки.
— Хватит уже про нее. Ты лучше задай себе вопрос, зачем бы ей искать твоего расположения, причем так внезапно?
— Ты не понимаешь.
Обе девушки замолкли в сердитом молчании, дуясь одна на другую.
Уже совсем стемнело. Остальные карие — кто с веселым смехом, кто в молчании — направлялись во внутренние покои. У Селии мелькнула мысль о том, до чего похожи их силуэты на те вырезанные из черной бумаги фигурки, которые по праздникам продают нищие на улицах Лондона. Высоко над головами беззвучно метались летучие мыши, в наступившей темноте на клумбах можно было различить лишь белые розы, словно излучавшие бледное сияние.
Уже скоро и они с Аннеттой отправятся к себе, но не сейчас. Ее гнев на предательство подруги угас. Вместо него встал другой вопрос.
«Он думает, что я погибла? Но я жива. Я не умерла. А если б он знал, что я жива, он бы любил меня еще? Если б он узнал, что я здесь, он бы стал пытаться спасти меня?»
— Если б здесь оказался Пол, я бы наверняка попыталась выручить его, — медленно сказала она Аннетте. — Ты ведь это знаешь.
Но ответа не услышала. Селия обернулась, и картина, представшая ее глазам, заставила ее вскочить в тревоге и закричать:
— Быстрее, быстрей, идите сюда хоть кто-нибудь!
Она торопливо кинулась к дворцу, но не успела сделать и двух шагов, как чуть не налетела на группу направлявшихся в ее сторону женщин. Они торжественно шествовали, освещая путь перед собой несколькими ярко горящими факелами. Отбросив всякую мысль о дворцовом этикете, Селия закричала:
— Аннетта… Я говорю о Айше. Пожалуйста, помогите ей кто-нибудь.
Маленькая безмолвная процессия остановилась. Во главе ее находились две старшие из служительниц гарема — распорядительницы церемонии одевания и омовений. Несмотря на мольбы Селии, они словно бы не слышали того, о чем она кричала, и даже не взглянули в сторону лежавшей на камнях Аннетты.
— Наши приветствия тебе, Кейе-кадин, тебе, которая опять названа гёзде, — начали они нараспев.
Затем женщины низко склонили перед ней головы. Поклоны были такими низкими, что рукава их коснулись пыли у ног Селии.
— Султан, славнейший из славных, падишах из падишахов, Тень Аллаха на Земле, ожидает тебя сегодня ночью.
Глава 18
Стамбул, нынешние дни
Вскоре после обеда Элизабет оставила старый дворец. За воротами первого дворика она почти сразу отыскала такси и, сев в машину, дала водителю адрес пансиона Хаддбы. Но, не успев проехать и половину пути — машина как раз пересекала мост Галаты, — девушка почувствовала, что слишком взволнована для того, чтобы отправляться домой в такой ранний послеобеденный час. Повинуясь внезапному импульсу, она наклонилась к таксисту.
— Вы не могли бы отвезти меня в Йилдыз? — четко выговорила она по-английски. — В Йилдыз-парк.
Она вспомнила, что всего несколько дней назад Хаддба рассказывала ей об открывающемся из парка великолепном виде на Босфор и маленьком кафе «Мальтийский павильон», очень популярном среди стамбульцев, которые любят приходить сюда по воскресным дням, чтобы выпить чашку чая. Но в тот день, когда она впервые услышала о нем, девушка чувствовала себя слишком апатичной и вялой, а на улице было чересчур холодно для того, чтобы посещение Йилдыз-парка могло показаться приятным.
Поездка продолжалась дольше, чем ожидала Элизабет, но зато к тому времени, когда она увидела перед собой парк, небо уже расчистилось. Таксист высадил ее из машины у подножия холма, предоставив возможность прогуляться к павильону пешком.
Старый парк больше напоминал лес, а не место отдыха столичной публики, соответствовавшее описанию Хаддбы. Над по-зимнему пустынными прогалинами по обеим сторонам тропы великаны деревья тянули огромные причудливые ветви с еще трепетавшими последними осенними листами, такими ярко-желтыми, что они напомнили Элизабет золотые монеты. Девушка быстрым шагом шла по дороге, радуясь сладкому влажному запаху земли и лесному воздуху. В кронах деревьев оглушительно стрекотали галки. То ли это была ясная синева неба после нескончаемых хмурых дней, то ли ласковое тепло солнца, которое ощущало ее лицо, — девушка не могла бы сказать точно, что именно разбудило в ней внезапный прилив энергии, удививший ее саму. Горькое и тяжелое чувство, последние дни камнем лежавшее у нее в груди, стало постепенно таять.
«Мальтийский павильон» оказался небольшим сооружением в стиле барокко, выстроенным в девятнадцатом веке и окруженным подступающими к нему деревьями. Элизабет заказала себе кофе и пахлаву и прошла на мраморную полукруглую террасу, смотревшую в парк и на синеющий далеко внизу Босфор. Опавшие листья вздрагивали на каменном полу, и даже в щедром солнечном свете здесь царило то меланхоличное чувство заброшенности, которое зимы обычно придают летним увеселительным аттракционам. Наверное, это место больше соответствовало ее вчерашнему настроению, но сегодня, после посещения дворца и тех странных комнат гарема, оно не привлекало девушку. Принесли кофе, и Элизабет с наслаждением сделала первый глоток, широкий поток оптимизма внушал самые смелые надежды. Она непременно отыщет недостающий фрагмент текста, если не здесь, то дома, в Англии, и обязательно разузнает, что случилось с Селией Лампри.
