Строгое, жесткое лицо не имело возраста. На коричневой коже не было морщин, как не бывает морщин на мраморе. Волосы и борода неимоверной длины свалялись в бесконечных пыльных змей, вьющихся вокруг кресла. Присмотревшись, Брюс понял, что некоторые из змей намертво переплелись с серебряным виноградом на полу. Руки мага лежали на подлокотниках, а длинные белесые ногти вросли в пол.
А еще от него исходила сила. Древняя, могучая, нечеловеческая. Сила, без желания. Воля ветра. Власть огня. Несокрушимость земли. Упрямство воды.
Но было еще что-то…
Могучий маг был оплетен сетью синеватых, различимых только магическим зрением жил. Сродни тем, которыми Брюс пытался совладать с мертвецом, только во много раз сильнее.
Заклятие! Заклятие привязывает его к Башне…
— Все верно, — низкий голос зарокотал, кажется, прямо между висков, снимая бесконечный зуд, но заставляя кровоточить десны. — Это заклятие. Я сам наложил его на себя.
— За-ачем? — говорить было трудно. Чужое внимание ворочалось в голове, словно колючий и когтистый зверь.
— Я решил, что настала пора прекратить свои странствия. И чтобы избавить себя от соблазна вновь бежать прочь, я заклял себя… Это было так давно. — Белки глаз мага не шевелились, лишь в зрачках клубилась тьма.
Издали Брюс не мог это видеть, но видел отчетливо, словно маг смотрел ему прямо в лицо.
— …Слишком давно, — повторил маг Аррдеаниакас. — Даже я забыл, на чем основал свои чары, и теперь стал воистину своим собственным пленником. Забавно, верно?
Ни единый мускул не дрогнул на лице мага, но улыбку обозначили обманчивые тени. В ней не было веселья. Так могла бы улыбаться излучина реки.
Забавно…
Синеватые жилы едва мерцали — медленные, мертвые, прочные. Заговоренные на движение своего создателя, на его волю, на стремление к переменам. Вот потому маг и не способен распознать суть заклятия. Он забыл, как желать свободы.
— Когда-то я бегал слишком много. Потом мне надоело… Нет ничего изысканнее и величественнее покоя.
— Даже если вокруг плесень, грязь и смерть?
— Условности, — равнодушно отмахнулся маг. — Можно и так… — Он не шевельнулся, даже глазом не повел, но внезапно зала засветилась и засверкала.
Ослепленному Брюсу померещился шальной вихрь цветных шлейфов, закружившихся по зале, сияние начищенной меди инструментов, мерцание драгоценностей и хрусталя. Почудился смех и говор, музыка и плач. Ноздри вздрогнули, вдохнув аромат благовоний.
И в тот же миг снова стало темно и тихо.
— …но свет слепит и тревожит глаза, яркие краски утомляют, мельтешение мешает сосредоточиться. Тишина, тьма и покой — вот добродетели истинной мудрости.
— А еще лени, — вполголоса проговорила Элия.
Брюс зажмурился, пытаясь избавиться от все еще плавающих перед глазами алых пятен. Словно внезапный резкий свет ранил его восприятие, и теперь оно кровоточило. Зато проморгавшись, он осознал, что видит даже в полутьме более отчетливо.
Множество невнятных светящихся капель, словно испарина проступивших на черных стенах, превратились в крошечные хрустальные сосуды. Вроде того, что Брюс раздавил по просьбе деревенской ведьмы. Сколько же здесь краденых и потерянных душ!..
Неудивительно, что это… существо живет так долго.
— Но достаточно вступлений. Ты! — Кривоватый палец указал ногтем на Брюса. (То есть он даже не шелохнулся, но иллюзия повелительного жеста, рожденная обманными тенями, была полной.) — Подойди! Ты мне нужен, и право, даже для моего терпения — ожидание затянулось.
И снова, повинуясь воле мага, Брюс двинулся вперед еще до того, как успел осознать приказ. Остановился так близко, что мог почуять запах. Не грязи… Скорее сухого пергамента и железа.
Неподвижные глаза вперились в лицо Брюса. Тяжелый, будто пыльный взгляд обшарил сознание, только что череп изнутри не выскреб.
И вдруг Аррдеаниакас пошевелился по-настоящему.
С тихим, вынимающим душу скрипом стали ломаться ногти мага, когда он медленно поднял правую руку и протянул ее к лицу Брюса. Обломки ногтей чиркнули по подбородку, зацепили и качнули цепочку с камнем, потянув к себе и вынудив нагнуться.
— Как трогательно, — усмехнулся маг. — Ох уж эта сентиментальность… Ты хоть помнишь, что случилось той ночью?
— Помню, — глухо отозвался Брюс. Шею ломило, но разогнуться Брюс не мог. Брюс даже не мог отвести взгляда от бесцветных глаз мага.
— Небось, жаждешь мести?
— Нет.
— М-да… В этом-то все и дело. А еще меня тут обвиняют в лености души… Или ты просто трус?
— Он не трус! — отозвалась Элия, и Брюс мельком ощутил благодарность.
— Не трус… Это точно. Что же держало тебя столько лет в глуши?
— А что держит вас?
Маг засмеялся.
— Забавно… А ведь сюда должен был прийти именно ты. Сам. Именно ты должен был наконец устать от участи изгоя, начать искать способ познать себя и все творящиеся с тобой странности, проникнуть в Руины, подхватить Тень и добраться до моей Башни…
Брюс наконец выпрямился, шагнув прочь от мага. В голове звенело.
— …а ты предпочитал отсиживаться в углу, разводя вываранов. Ты, видно, как и все они, давно лишен своей воли.
— Они?
— Земные маги. Их проклятие. И вечная слабость… Они полагают, что только после поражения покорились воле победителей. Но так было всегда! Они слишком медлительны и основательны, чтобы желать перемен… Если бы не эта девчонка… Зачем, спрашивается, я позволил им оставить тебе силу?! — вдруг хрипло закричал маг, не раскрывая рта.
Брюсу очень хотелось встряхнуться, чтобы колючие звонки, поселившиеся в голове, от крика высыпались наружу. Через уши хотя бы. Они мешали сосредоточиться.
— Столько лет! Я планировал это… Начиная с твоей матери, которую я убедил отдать ребенка на воспитание в родичам в глухом поселке! Бедняжка искренне думала, что хочет свободы для своего сына… Впрочем, так оно и вышло. После разорения поселка ты получил свободу… Это я сделал так, чтобы тебя увезли к Руинам. Это я сделал так, что когда проводили обряд Рассечения, никто из магов не почуял в тебе власть земли, а не смерти, как положено некромантам! Они искали не то, что нужно, а некромантова дара в тебе сроду не было. Никто не распознал в тебе земляного мага. Ты отправился в ссылку невредимым и не лишенным дара… Почти. Ты должен был догадаться уже! Идиот.
— Как я мог догадаться?
— По-твоему, отчего все твои попытки колдовать по канонам некромантов обращались такими странными последствиями? Отчего поднятый зомби не пытался никого сожрать, а мирно плелся за тобой, как овечка? Потому что истинный мертвяк, поднятый злостью некроманта, несет в себе его энергию, жажду, голод, а твой — всего лишь тупая плоть! Послушная, инертная, без желаний!
