Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
– Я отказываюсь от помощи адвоката Дубровской, – услышала она громкий внятный голос. Разумеется, это говорил Лещинский.
На мгновение в зале наступила тишина, нарушаемая лишь плеском воды на автомагистрали.
– Вы можете объяснить свое решение? – спросил судья без особого интереса. Конечно, он говорил это бесстрастно, привыкнув за долгие годы судейской службы к разным вывертам со стороны подсудимых. Отказ от адвоката, в его понимании, был вполне обыденной вещью, не стоящей нервотрепки.
Но Дубровская чувствовала, что на нее рушится потолок.
– Я не нуждаюсь в ее услугах, – повторил Лещинский. – Далее я намерен защищаться самостоятельно.
Судья посмотрел на него вопросительно.
– Не заставляйте меня напоминать вам требования закона, – сказал он с ленцой, досадуя, по всей видимости, на то, что приходится тратить драгоценное время на пустяки. – Участие защитника по делам, рассматриваемым судом присяжных, обязательно.
– Я – сам защитник, причем весьма компетентный, – заявил Лещинский. – Я на таких делах собаку съел. Адвокат Дубровская – новичок, не знающая специфики и не способная разглядеть судебную перспективу.
– Ваше мнение, адвокат Дубровская, – спросил судья, повернув голову к Елизавете.
– Мое?! – спросила она удивленно.
– Ну, разумеется, – нетерпеливо кивнул судья. – Вы-то что думаете? Намерены вы защищать Лещинского или у вас какие-то свои планы на ближайшее время?
Конечно, Елизавете, чрезвычайно ущемленной сейчас в своих лучших чувствах, хотелось крикнуть одно: «Как он хочет! Ну и пожалуйста. Для меня это был не процесс, а мучение. Если вы освободите меня от этой каторги, я только скажу вам спасибо».
Но вместо этого она почему-то произнесла совершенно не то:
– Я понимаю, что подсудимый Лещинский рассчитывает только на себя. И он прав, заявляя о моем малом опыте, но у меня есть нечто большее – намерение защищать его. И я на самом деле считаю, что могу принести ему пользу. Оставьте меня, и вы не пожалеете!
Последняя фраза звучала как-то уж совсем по-детски, и судью это немало позабавило.
– Ну, что же, Лещинский? Нечасто встретишь такую завидную тягу до конца выполнить свой профессиональный долг.
– Тем не менее я настаиваю на своем ходатайстве, – проговорил тот голосом, в котором звучало едва прикрытое бешенство.
– А я удовлетворяю просьбу адвоката Дубровской, – проговорил председательствующий. – Вы прекрасно дополняете друг друга. Профессионализм и опыт, а с другой стороны – молодость и новый, незамыленный взгляд на съеденную вами собаку.
В зале раздался смех. Процесс пошел своим ходом…
– Я не собираюсь с вами общаться. Убирайтесь вон! – заявил Лещинский, поворачиваясь к ней спиной.
Дубровская была в растерянности. Лицезреть его зад, тем более ловя на себе насмешливые взгляды конвоиров, она не собиралась.
– Я пришла извиниться, – сказала она.
– Извиниться?! – воскликнул Лещинский, все же поворачиваясь к ней лицом. – Вы считаете, что можно так прийти и извиниться. Этого, на ваш взгляд, достаточно для того, чтобы оправдать предательство?
– Я вас не предавала.
– Вы поступили подло, заверив меня, что выполнили мою просьбу и уничтожили важную улику! – Лещинский был страшно рассержен. Его губы сжались в тонкую линию, ноздри побелели. – Я рассчитывал на это. Черт возьми, я бы не тронул Лежнева, скажи вы мне, что газета находится у обвинителя!
– Я пыталась остановить вас, – оправдывалась Лиза. – Я всегда говорила, что вы выбираете ложный путь.
– Что мне до ваших слов? Я не просил вас рассуждать. Неужели это так много – просто выполнять мои просьбы и не заниматься самодеятельностью?
– Но я же адвокат. Я хотела…
– Мне нет дела до ваших желаний, – оборвал он ее на полуслове. – О, господи, лучше бы я предпочел Ройтмана! Вы, похоже, так и не догадались, почему я не отмел вашу кандидатуру сразу же, когда прохвост Карасев пригласил вас на предъявление обвинения? Вы думаете, что я пожалел денег, отвергая помощь лучших адвокатов России? Ничего подобного! Я надеялся на себя! Я знал, что я лучший! Мне не нужны были чужие амбиции, это дикое желание заработать на моей защите славу. Я нуждался лишь в помощнике, молодом, умном, расторопном, в том, кто станет моими ногами на свободе, моими ушами, моими глазами. В том, кто будет выполнять мои просьбы безоговорочно, не задавая вопросов и не внося ненужные коррективы. Я надеялся на вас. И что я получил? – Он уставился на Лизу, словно ожидая, что она из молодой привлекательной девушки разом превратится в лягушку. – Я получил черную неблагодарность! Моя помощница, видите ли, возомнила, что сможет за меня определять ход защиты и делать то, что ей заблагорассудится! Зачем вы ходили к моей жене? Зачем? Я вас об этом просил? Потом все ваши рассуждения, снабженные доброй порцией нуднейших нравоучений о чести и совести. Да оставьте вы меня в покое! Позвольте мне самому определять, как защищаться. Но нет! Вы решили, что способны давать уроки. Да кому? Самому Лещинскому!
– Но я додумалась до того, как злоумышленник проник в вашу комнату, оставшись незамеченным для камер наблюдения, – выложила она последний козырь, отчаянно понимая, что делает это не вовремя и впопыхах.
– Избавьте меня от ваших размышлений! Вы запороли мне все дело. Надеюсь хотя бы, что вы сделали это по глупости, а не вступив в сговор с обвинителем! – сказал Лещинский в запальчивости.
– Чтобы я договаривалась с Немировым? – ахнула Елизавета, пораженная самим этим предположением.
– Ну, довольно, – нетерпеливо махнул рукой обвиняемый. – Ступайте прочь!
Дубровская пожалела, что долгое время проявляла благодушие, стараясь не реагировать на выпады Лещинского. Он переходил все допустимые правила приличия, выставляя ее полной кретинкой, в то время как она последние несколько месяцев жила только его делом.
– Хорошо, – сказала она с каменным лицом. – Что мне прикажете говорить в прениях?
– Все, что посчитаете нужным, – небрежно бросил он. – Что до меня, я предпочел бы, чтобы вы на время потеряли голос. Наешьтесь мороженого. Я даже могу компенсировать вам затраты.
– Можете не продолжать, – холодно ответила Лиза. – Ваша основная мысль мне понятна. Надеюсь, вас постигнет горькое разочарование, когда вы увидите, что своим освобождением вы обязаны именно мне.
– У меня даже нет охоты смеяться, – заявил Лещинский, закрывшись в броне ледяного презрения. – У вас отвратительное чувство юмора.
…Послушать заключительные речи участников процесса желали многие. Публика, заполнив деревянные скамьи для зрителей, разместилась, как в театре во время премьеры, на приставных стульях. Проходы были заняты чрезвычайно деловыми людьми с камерами и фотоаппаратами. Кондиционеры, работающие на всю мощь, положения не спасали. Воздух казался тяжелым и влажным, насыщенным дыханием нескольких десятков людей.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
