— Да уж.
Мы с Джен повстречались в четверг днем. А что у нас сейчас?Воскресное утро.
Мама положила руку мне на руку.
— Не хочешь рассказать, что случилось?
Я пожал плечами, отвернулся, провертел в голове другиепредложения и наконец сказал:
— Она смотрела сквозь меня.
— Смотрела сквозь тебя?
— Да. Прямо насквозь.
Я до сих пор чувствовал дырку, оставшуюся после ее взгляда.
— Помните, когда мы переехали сюда, я потерял всехсвоих друзей? Свою уверенность, свою крутизну?
— Конечно. Тебе было по-настоящему трудно.
— Уверен, вам тоже было нелегко. Но дело в том, что,кажется, я так через это и не прошел. Так и остался нытиком. И Джен этопросекла — я для нее слишком пришибленный.
— Пришибленный? — не понял отец.
— Ну, нерешительный, — подобрал я лучшее слово.
— Нерешительный? Не будь дурачком, Хантер. — Мамапокачала головой, — Уж с этим-то, вероятно, вы вдвоем можете разобраться.
— А если не сможете, — подхватил отец, — то,по крайней мере, ты не потратил на нее много времени.
Матушка при этом сделала глоточек кофе, а вот я ухитрилсяпроизнести весьма зрелую фразу.
— Спасибо, что стараетесь поднять мне настроение. Но,пожалуйста, не надо.
Они прекратили. И снова начали делать и говорить то, чтобыло вполне предсказуемо. Вообще, завтрак с родителями всегда успокаивает: ониследуют непреложному правилу, согласно которому главное в семейной жизни — этостабильность, неизменность, следование заведенным традициям. Они не инноваторы,во всяком случае, за завтраком. На один утренний час они превращаются в лучшихв мире классицистов.
Но завтрак закончился, и я вернулся в свою комнату, где былорешительно нечем заняться, кроме как сидеть на кровати да жалеть о состриженнойчелке, за которой можно было бы спрятаться.
Команды бутылочных футболок дразнили меня с полок, так что яприступил к осуществлению маленького проекта. Начал снимать футболки одну задругой с пустых бутылок из-под воды, вводить статистические данные на каждую изних в базу, а затем класть под относящиеся к ним же, полные невнятных ибесполезных фактов книжки, чтобы разгладить перед перевозкой.
Как ни печально было разбивать тщательно подобранныекоманды, но так уж заведено: каждые несколько лет генеральный менеджеризбавляется от части знакомых игроков и набирает новичков. К тому же, еслиаукционные боги будут ко мне благосклонны, я смогу минимизировать уплату покредитному счету к тому времени, когда он придет.
И тут зазвонил телефон. Я закрыл глаза, набрал воздуха,несколько раз повторил молча «не она» и отчаянно взглянул на определитель.
«Обув-ка»? Мэнди.
Мне стоило бы порадоваться тому, что она звонит, что сумеласпастись от пурпурных голов и снова хочет поговорить со мной. Но, увы, стоиломне увидеть имя на дисплее, как сердце мое еще чуточку упало. Всякий раз, когдателефон звонил и опять оказывалось, что это не Джен, какая-то часть моей жизнисловно утекала в слив раковины.
— Привет, Мэнди.
— Привет, Хантер. Вот, захотела с тобой связаться.
— Ну конечно…
— Прежде всего извини, что сорвала встречу в пятницу.
Я рассмеялся, что оказалось болезненно из-за булыжника вжелудке.
Правила гласили не упоминать ни о джаммерах, ни окроссовках. Несостоявшаяся встреча с Мэнди должна стать нашим маленькимнеразглашаемым секретом.
— Все в порядке, Мэнди. Я знаю, ты в этом не виновата.Рад, если у тебя все хорошо.
— Лучше не бывает. Меня выдвинули на повышение.
Я кивнул, ощутив легкий укол боли, которую Джен называла«вот это».
— Но спасибо за заботу. Грег говорил, что ты звонил.Кассандра тоже. По правде, так все хором рассказывали о том, как ты былобеспокоен. Может быть, я, когда в последний раз тебя видела, показаласьраздраженной, но, честное слово, никогда не забуду, как ты меня искал.
— Нет проблем, Мэнди. Поиски тебя обернулись…интересными приключениями.
— Да, наслышана. Это еще одна причина, по которой ятебе звоню.
Она помедлила.
— Ну, в чем дело?
— В общем, вокруг того вечера поднялась шумиха, и намбы хотелось охладить страсти до поры. Клиент не желает иметь никакого отношенияк событиям, случившимся на некой вечеринке. Некоторые весьма влиятельныеперсоны раздражены, и это заставляет серьезно задуматься.
— О!
Мой мозг перерабатывал эту информацию медленно, однако всеравно с опережением текста. Клиент не хотел, чтобы пурпурные головы знали об ихделишках с джаммерами. Эти влиятельные силы и так были раздражены до крайностии не скоро успокоятся.
— Что это значит, Мэнди?
— Это значит, что я не могу предоставить тебе никакой работы.Во всяком случае, пока.
— Ах вот оно что.
Теперь я понял со всей определенностью: мое дело швах. Ведья единственный, на кого «хой аристой» могли наложить свои пурпурные руки,единственная ниточка, которая могла привести к джаммерам. Клиент при этомсделает все, чтобы остаться в стороне.
Как бы сделал любой на его месте.
— Мне правда очень жаль, Хантер. Мне нравилось с тобойработать.
— Мне с тобой тоже. Не парься об этом.
— И знаешь, такие неприятности, они ведь не вечны.
— Я знаю, Мэнди. Ничто не вечно.
— Это воодушевляет.
Пятью минутами позже я шарил у себя по полкам, разыскивая,что бы еще продать, когда телефон зазвонил снова. И я снова не стал смотреть наэкран, от кого звонок.
«Не от нее, не от нее…»
Может быть, если повторить десять раз, выйдет наоборот?
Вышло. Это была она.
— Э… — сказал я (это означало то же самое, что да,но с куда меньшей надеждой).
— Давай увидимся в парке, там, где встретились в первыйраз. Через полчаса, ладно?
— Ладно.
Глава 35
— Могу я сфоткать твою обувку?
Она опустила бинокль, повернулась ко мне и улыбнулась.
— Предупреждаю, это запатентовано.
Я посмотрел вниз — оказывается, она сменила шнурки. Сейчасони были сочного зеленого цвета и образовывали вокруг язычка шестиугольник с узломпосередине: это напоминало кошачий глаз, только боком. Остальной прикид былобычным для фирмоненавистников, не считая куртки, точнее — черной, лоснящейся,сверкающей на солнце безрукавки.
