Не хочу выделяться. Наверняка все эти люди друг друга знают.
Ко мне подошел букмекер — тощий тип в костюме, галстуке и с каштановой челкой. Даже без пачки квитанций он выглядел бы букмекером: в его глазах светились типично букмекерские энергия и жадность.
— Ставки делать будем? — спросил он.
— Каков расклад? — ответил я вопросом.
Он обернулся к арене:
— Два к одному на Даниэля.
— Который из них Даниэль?
— Коричневый.
С этим типом с челкой лучше не шутить; деньги букмекеры любят больше всего в мире, потому я дал ему десятку и засунул в карман квитанцию.
— Слушай, я тут в первый раз. Должен встретиться с одним знакомым, Гасти Маккоун, знаешь такого? Где бы его найти?
— Да тут он. — Букмекер указал на высокого парня, похожего на паука, стриженного «под горшок» и с пустыми глазами.
Тут черный пес в прыжке схватил коричневого за горло и вгрызся в плоть. По телевизору я видел, как подобное проделывают львы, но не собаки же! Омерзительное зрелище. Завывания коричневого пса прекратились, и его глаза начали медленно угасать.
— Проиграл ты, парень, — посочувствовал букмекер.
— Надо было мне ставить при десяти к одному.
Он улыбнулся.
Я обошел арену, окруженную потеющими, опухшими подонками, и обнаружил Гасти, поглощенного зрелищем. Когда крики стихли, на арене появился тип с тряпкой и унес мертвого пса. Другой парень напялил намордник на победителя и утащил его прочь. Третий засыпал арену свежими опилками.
Толпа гудела от полученного наслаждения и обсуждала следующих участников боев. Боевики-католики перемешались с боевиками-протестантами — это можно определить по их татуировкам. Вероятно, подпольные собачьи бои — один из методов объединения враждующих сторон.
Букмекер, который, видимо, выполнял и обязанности распорядителя, вышел на середину арены и начал расхваливать следующую пару:
— Господа, надеюсь, вы получили удовольствие от схватки породистых псов! Отменное зрелище! А теперь — схватка дворняг! Спарки — мелкий задира из Доаха, это его первый бой на сегодняшнем состязании, но, я вас уверяю, я сам видел, как этот пес сражался со здоровяками вдвое больше его самого…
— Гасти… Гасти… — прошептал я на ухо верзиле, подойдя вплотную.
Он обернулся и посмотрел на меня:
— Ты кто?
Я схватил его за футболку и упер дуло револьвера ему в живот. Для вида я улыбался и похлопывал его по плечу, как будто мы старые знакомые. Но я был зол. Эти дети на улице, все неурядицы, безрезультатные пока поиски Шивон — все это начинало сказываться на моем настроении.
— Гасти, слушай меня, ублюдок, это револьвер тридцать восьмого калибра, и я продырявлю тебя, если ты мне не скажешь, что случилось с Шивон Каллагэн, — проговорил я тихо.
— Не понимаю, о чем ты, черт побери, говоришь!
Я до боли вдавил револьвер ему в живот:
— Гасти, я не шучу.
Прямо над нашими головами чуть покачивалась лампа, и распорядитель заметил меня. Толпа зрителей не давала ему рассмотреть, что происходит между мной и Гасти, да и револьвера он не видел, однако Гасти заметно побледнел, и это показалось букмекеру подозрительным.
— Еще одна ставка, парень? — выкрикнул он. Несколько человек обернулись, бегло оглядывая меня.
Черт, отвечать нужно быстро! И тут ситуация словно срывается с места и несется вперед, как неуправляемый автомобиль.
— Двадцать фунтов за твою прическу против любого пса, которого ты притащишь! — откликаюсь я, держа теперь револьвер ниже пояса Гасти, чтобы он не выкинул какой-нибудь фортель.
Толпа взвыла от хохота, и букмекер, зло сверкнув на меня глазами, возвратился к своей болтовне.
Я выкрутил руку Гасти ему за спину, он сморщился от боли. Букмекер снова с подозрением посмотрел на меня. Этот сукин сын меня сразу невзлюбил, но тут его внимание отвлекли с десяток желающих сделать ставки, и, пока он их оформлял, на арену вывели двух метисов терьера.
— Гасти, кто похитил Шивон? Где она?
— Не знаю.
— Я могу тебя убить, Гасти, прямо сейчас. Мне по барабану, что произойдет со мной или с тобой. Скажешь, где находится Шивон, — будешь жить, если нет — я через две секунды пристрелю тебя, понял? — сказал я негромко, пристально глядя в его расширившиеся зрачки и пытаясь внушить, что я самый опасный ублюдок на всем белом свете.
До Гасти кое-что дошло, и все же он по-прежнему боялся их, а не меня.
— Гасти, я знаю, что ты убил Барри на борту «Рыжей копны». Знаю, что ты работаешь на похитителей. Скажи мне, где она? — дожимал его я.
Псы начали рвать друг друга в клочья.
Пот. Вонь. Кричащий букмекер. Я продолжаю настаивать. Гасти дрожит.
А затем меня накрывает волной усталости. Усталость от напряжения последних суток. От этого отвратительного притона. От людей наподобие Гасти. От нового Белфаста с почищенным фасадом, за которым остались те же грязь и смрад. Не одно поколение разномастных уродов должно умереть, чтобы начались настоящие перемены. Почему бы не начать с Гасти?
— Ну что ж, парень, молись… — Я решил убить его, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
К счастью, то ли прочитав мои мысли, то ли догадавшись по выражению моего лица о том, что я не шучу, он начал умолять о пощаде:
— Пожалуйста, не надо! Я не знаю, от кого ты получил сведения, но я действительно ничего не знаю о пропавшей девочке, — выпаливает он.
Я решил помочь ему вспомнить правду отсчетом секунд его заканчивающейся жизни:
— Это старый трюк, Гасти, но действенный: даю тебе пять секунд, а затем стреляю в живот. Раз…
Гасти трус. Чтобы ходить на собачьи бои, особой храбрости не нужно.
— Хорошо, хорошо, черт побери! Не убивай меня, я тебе все расскажу. Ради бога. Только не убивай, у меня жена недавно родила!
— Ну не ты же! Даже если она родила чертова Мессию, это меня не остановит. Говори!
— Хорошо, хорошо. Расскажу все, что знаю, хотя знаю немного…
Чтобы подбодрить его, я убираю револьвер, но держу руку так близко к его животу, как будто это задница Джей Ло.
Прошло, наверное, много времени, потому что на арене рвут друг друга уже другие псы. Мне показалось, что мы начинаем привлекать ненужное внимание, стоя как вкопанные и перешептываясь.
— Давай, давай, парень! — выкрикнул я, когда один из псов цапнул другого за голову.
— Подбодри бойцов! — шепнул я Гасти.
— Убей засранца! — заорал он.
— Так, Гасти, теперь говори. Выскажи что наболело. Я — как популяризатор эвтаназии доктор Кеворкян: никого не оставляю в живых.
